– Ты забываешь о том, что я презираю и тебя, и твоего сына!
Я попытался пройти мимо неё, но Нэнси, словно безумная, кинулась мне на шею, осыпая моё лицо жаркими поцелуями, и заливаясь слезами. И тут я услышал щелчок передёрнутого затвора. Обернувшись, мы увидели стоявшего на поляне Артура с ружьём наперевес. Нэнси вскрикнула и вцепилась мне в рукав куртки. По одному взгляду на отца я понял, что объяснять ему что-либо бессмысленно. Его синие глаза пылали бешеным огнём. Да, я и не желал ничего объяснять. В тот страшный момент, Ванесса, мне стала абсолютно безразлична собственная жизнь. Я знал, что он выстрелит. И мне даже этого хотелось. Поэтому я с отрешённым равнодушием посмотрел на отца и спокойно произнёс:
– Что же ты медлишь?! Стреляй!
Я заметил, как что-то неуловимо изменилось в лице отца, когда он направил дуло ружья прямо мне в грудь. Его плотно сомкнутые, побелевшие губы разомкнулись:
– Надеюсь, что ты воспитаешь своего сына лучше, чем я смог воспитать тебя, – глухо сказал он. – Прощай, Грегори!
Прежде, чем я успел осознать смысл его слов, раздался оглушительный выстрел. Я ещё удивился, что отец, прекрасный стрелок, промахнулся. Но слабый вскрик и кровь Нэнси, брызнувшая на меня, подсказали мне, что это не так. Я склонился над ней, мгновенно поняв, что она мертва. Прогремел второй выстрел, и отец как подкошенный, рухнул на траву. Когда я подбежал к нему, он был ещё жив. Не замечая слёз, застилавших мне глаза, я произнёс последнее «прости». Но отец знаком велел мне замолчать и приблизиться к нему.
– Скажешь всем, что я случайно попал в Нэнси, а потом застрелился сам, – из последних сил прошептал он. – И позаботься о Роберте…
Отец до конца думал о чести семьи Джефферсон. Я закрыл ему глаза и обнял его, крепко прижав к себе. Не помню точно, что дальше происходило на той поляне. Сбежался народ. Все принялись расспрашивать меня, тормошить. Вывел меня из ступора лишь приличный глоток абсента из фляжки. Я встал на ноги, вытер о траву окровавленные руки и, поражаясь собственному спокойствию, рассказал, что нашёл отца на поляне в состоянии шока над телом Нэнси. Она случайно оказалась на линии огня. Я кинулся за помощью, но меня остановил второй выстрел. Отец покончил с собой.
Это было почти правдой, но нашлись те, кто не поверил моему рассказу. Прибывший через несколько часов констебль внимательно выслушал меня, пару раз прошёлся по поляне, истоптанной десятками ног, взглянул на тела отца и Нэнси. И подтвердил мои показания. Я добился, чтобы отца отпели в церкви и похоронили со всеми почестями, делая акцент на том, что он был в шоковом состоянии и не осознавал до конца своих действий.
Вот таким образом, Ванесса, я остался единственным опекуном Роберта. Я не мог показать его обществу, справедливо опасаясь, что наше сходство не останется незамеченным. В первые годы я избегал его, даже не разговаривал с ним, убеждая себя в том, что совершенно безразличен к мальчику. Но однажды, Виктор, видя моё холодное равнодушие к сыну, то ли в шутку, то ли всерьёз, предложил мне определить его в частный пансион, когда Роберту исполнится пять лет.
– Да ни за что на свете! – так горячо воскликнул я, что сам поразился собственным чувствам.
Как бы я не скрывал это, даже от самого себя, я люблю Робби, безумно люблю, и в любую секунду готов отдать жизнь за него, если потребуется.
– Виктор знает о том, что произошло на поляне на самом деле? – спросила Ванесса.
– Да, конечно, от него я ничего не скрывал. Он всегда был моим единственным верным другом…
Ванесса с горечью и отвращением подумала о том, что Коулман снова солгал ей, пытаясь выставить Грегори убийцей в её глазах. И всё ради того, чтобы она стала его женой!
– Прошло шесть лет, Ванесса, а мне до сих пор в кошмарах снятся дикие, сумасшедшие глаза отца и мои окровавленные руки. И я просыпаюсь в холодном поту. Ведь их кровь действительно на моих руках. Всё произошло из-за меня. Чтобы хоть чем-то заполнить пустоту и боль в душе, я с головой окунулся в светскую жизнь, не пропуская ни одного стоящего бала и приёма, кружа головы лондонским красавицам, а потом безжалостно бросая их. Мне постоянно казалось, что они все видят во мне лишь источник безбедной, роскошной жизни, как когда-то Нэнси видела в моём отце. Исключение составила лишь мисс Грин…
Грегори надолго замолчал, затянувшись третьей сигарой.
– Вам на какое-то мгновение почудилось, что она искренне любит вас, но вы всё равно оставили её, – грустно подсказала Ванесса.
– Да, оставил, – эхом отозвался Джефферсон. – Потому что уже превратился в бесчувственного монстра. Годы развратной, беспутной жизни в погоне за наслаждениями, сделали своё дело. В принципе, я был почти всем доволен, спасаясь абсентом от мрачных мыслей, меланхолии и скуки. И вдруг я встречаю тебя, Ванесса. Честно признаюсь, сначала я хотел соблазнить тебя, чтобы потешить своё самолюбие. Но потом… Потом я потерял голову. Впервые в своей жизни. Ответь мне, дитя, сможешь ли ты теперь, заглянув в темноту на самом дне моей души, принять меня таким, каков я есть? Сможешь ли ты полюбить меня?