Фантастику я полюбила благодаря "астроному", расширила горизонты познания. Библиотекарьша в конезаводе — чудесная, Элькой зовут, молодая еще, она мне помогала книжки хорошие брать и даже в очереди передвигала. На книжки-то — очередь, каждый, кто хочет популярную книгу прочесть, записывается в специальном формуляре, пишет свою фамилию и получает номер по списку.
Словом, с конезаводом для меня многое связано. На всю жизнь запомнила про ту силу тяжести… А какие там были скачки, — вы таких не видели в своих душно-шумных городах! В тени старого дуба мы с девчонками секретничали…
1 сентября наступил мой первый рабочий день. Почему-то на практике мне казалось, что быть почтовым работником — интересно, а в реальности всё оказалось не совсем так. Коллектив меня воспринял, как "пигалицу", старались на меня самую тяжелую работу "повесить", проверяли на боеспособность, — к концу рабочего дня от оформления этих бесчисленных посылок у меня руки дрожать начали и в пот бросило. А "местные" работницы только смеялись: "ты бы, девонька, шла б лучше в библиотекари или бухгалтера, пока не поздно. У нас таскать нужно!" В общем, пришла я домой и расплакалась. Хорошо, что мама позже пришла, не видела слез глупой девочки. Но она, похоже, в тот день и вовсе ничего не замечала, не то, что моих красных глаз: жарила картошку, а сама под нос "Подмосковные вечера" напевала, как девчонка просто. А потом возьми и скажи: "Письмо получила: Семён Васильевич, по пути из Пролетарска, к нам в гости заедет. Вот радость-то! Такой очаровательный, милый человек, одно удовольствие с ним беседовать…" Оказалось, дядя Семён к нам приедет в субботу. Про себя я подумала, что придется мне в субботу после работы идти ночевать к бабушке, или как оно там сложится…
А работа на почте мне разонравилась. Сотрудницы все — пожилые или среднего возраста, ни одной молоденькой, словом не с кем перемолвиться; мне так и казалось, что они каждый мой шаг обсуждают и смеются за спиной… Наверное, в первые дни так и было, а женщины просто не умели, — или не хотели, — таиться…
Семён Васильевич приехал в субботу на автобусе. Сказал, что ехал уже не из Пролетарска, а с Маныча, где рыбку ловил. В доказательство привёз сушеной и копченой рыбы вязанку целую. На Маныче — рыбалка знатная, сама с бабушкой там не раз была, любим мы рыбалку. Тот факт, что дядя Семён — еще и рыбак, — несколько более меня к нему расположил… Только я было сказала, что пойду к бабушке ночевать, как гость всполошился, воспротивился, сказал, что хочет нас с мамой — обеих! — вести в ресторан ужинать. Признаться, я удивилась, а мать обрадовалась, что кавалер стремится и с дочерью контакт наладить. Серьёзный, значит, интерес имеет…
В ресторане гостиницы "Юбилейная" дядя Семен накормил нас так, как мы, никогда с мамой, корме военных лет, не бедствовавшие, никогда не ели: вкусно и очень дорого. Очень. Нам подали салат "Мимоза", холодец, — дядь Семен убедительно требовал, чтобы "нежирный", куриный суп с фрикадельками, гречку с лососем, свиные "медальоны" с сухофруктами, отварную осетрину, бутерброды с черной и красной икрой, а на десерт — торт "Прага", свежий и изумительный. От котлет по-киевски и цыплёнка табака, убедительно навязываемых дядь Семёном, нам с мамой пришлось отказаться, — мы же не Гулливеры, а две стройные дамы. То есть она, конечно, — дама, а я — так, сбоку — припёка… Пили мы все шампанское, а дядя Семен с мамой еще и коньяк армянский "пятизвездочный".
Дядя Семён в ресторане разительно переменился: он был поразительно галантен, весел, сыпал анекдотами и забавными рассказами, несколько раз танцевал с мамой вальс и танго, — они оказались чудесной парой, она ему даже ни разу ног не отдавила, и он — ей… И меня хотел пригласить один молодой парень из-за соседнего столика, грузин или осетин, — непонятно, но я отказалась, сказав, что не танцую, а мама зачем-то извиняющимся тоном попросила за меня прощения, пустившись в совершенно излишние комментарии, что "девочка только вышла на работу на почте, только окончила техникум, и правда не умеет танцевать совершенно…" Она только не добавила "гадкий утенок не танцует…" но намёк был. Или мне так показалось, — раньше я никогда столько не пила, как в тот вечер, — может, утратила уже реальное отношение к происходящему. Рассердилась я на мать так, что встала, и сказала, что если Он, то есть тот, кто меня пригласил, не боится, что я ему все пальцы ног отдавлю, то я готова попробовать. И пошла танцевать. Вот только мама не знала, что в Ростове я в танцевальный кружок ходила, не удосужилась я ей это сообщить, — то-то она должна была удивиться, когда мы с Грантом, — парень оказался армянином, а вовсе не грузином, — лихо принялись отплясывать под Лале Андерсон…