По согласованному плану наступление наземных войск в районе Лошаня должно было начаться 27 сентября 1938 года в 6 часов утра. Впервые нам предстояло действовать вместе с китайскими летчиками-истребителями. Китайские истребители подошли к цели двумя группами: первая прикрывала бомбардировщики, вторая атаковала колонну японских войск, подходившую к Лошаню с востока. Начался беспорядочный отход японцев. Простые китайские летчики очень радовались, что им довелось взаимодействовать с нами. Действовали они храбро и инициативно. Наверху согласия не было.
Взаимоотношения между руководством гоминьдановского правительства Чан Кайши и руководством ЦК КПК были непростыми. Вероломное нападение Японии на Китай вынудило нанкинское правительство заключить договор о ненападении с СССР. Договор, подписанный 21 августа 1937 года, заставил Чан Кайши узаконить решение о соглашении создания единого фронта с коммунистической партией Китая. А когда в Китай начали поступать первые партии советских самолетов и в воздушных боях рассеялся миф о непобедимости самурайских эскадрилий, то данное обстоятельство отрезало Чан Кайши путь к отступлению и заигрыванию с японцами.
К началу военных действий объединенная китайская армия состояла из войск нанкинского правительства, провинциальных армий и 8-й и 4-й народно-революционных армий. Все армии объединялись под командованием Военного совета, во главе с Верховным главнокомандующим генералиссимусом Чан Кайши.
Основу китайской армии составляли войска центрального правительства, численность которых доходила до миллиона человек. Провинциальные армии являлись собственностью губернаторов провинции. При назначении на эту должность губернатор получал чин генерала. Наемная армия содержалась за счет налогов со своей провинции. Как правило, эти налоги были содраны с китайского народа на двадцать пять лет вперед по всему Китаю. В большинстве своем эти горе-генералы не желали рисковать ничем, исходя из единственного соображения: потерять армию – значит потерять власть. Ту же игру вел и Чан Кайши. Командующие играли в жмурки с оглядкой друг на друга, готовые всегда пожертвовать войсками соседей.
Численность китайской Красной армии непрерывно росла, что сильно беспокоило гоминьдановское руководство, и оно начало открыто принимать меры к ограничению влияния компартии среди населения. К декабрю 1938 года наши отношения с высшим китайским командованием стали ухудшаться. Чан Кайши все больше ориентировался на американцев.
Мы заметили, что китайский обслуживающий персонал изменился, появились новые лица. Общение стало натянутым. На многие вопросы мы не получали ответа. Нам было приказано меньше выходить из месторасположения нашего общежития, особенно по вечерам. В город выходили только группами.
Чтобы не так сильно скучать по семье, друзьям и любимой Родине, мы решили создать у себя что-то вроде оркестра легкой музыки. Сначала это было воспринято как шутка. Но потом на авиационной базе в Ланьчжоу достали две гитары, одну мандолину и две балалайки. У некоторых имелись губные гармошки. Дополняли оркестр расчески, пустые бутылки разного калибра, кастрюли. Позже у нас появился аккордеон, на котором играли... втроем: один держал его плашмя на коленях, другой растягивал меха, а третий, нажимая на клавиши правого грифа, играл, как на рояле. На вечерних спевках обнаружился замечательный тенор у инженера авиагруппы Любомудрова и не менее чудесный баритон у авиатехника Землянского. Коллективу присвоили название «Думка». Первое выступление объединенного хора и оркестра состоялось на банкете, который устраивал «дубань» (генерал-губернатор) провинции Цзинхай для русских летчиков-добровольцев по случаю нового, 1939 года.
Наше выступление открылось маршем «Все выше и выше!», потом шли сольные номера под аккомпанемент оркестра. Я дирижировал капеллой. В репертуар входила и шуточная песенка на китайском языке. Гвоздем программы стала грузинская народная песня «Сулико». Начинали мы ее медленно и протяжно. Соло вел Любомудров. После второго куплета мелодия «Сулико» неожиданно переходила в зажигательную лезгинку. Дирижируя, я все время наращивал темп, как бы незаметно входя в раж, потом бросал дирижерскую палочку и, позабыв об оркестре, в «экстазе» сам выскакивал в темпераментном танце. Успех этого номера был огромный, нас неоднократно вызывали на бис. После праздничного концерта всех пригласили в банкетный зал.