— Болит? Я знаю, что ты терпишь и стараешься не замечать, но скажи, как есть — болит?
— Первые два дня болел как ушиб и кожу жгло, а сейчас уже ничего. Совсем. Только что вид остался. Что-то плохое, да?
— Да… этот удар должен был лишить тебя ног. Никто из Слуг не убил бы тебя, Тио, их задача — поймать, и не важно какой ценой. Покусанной, порезанной, поломанной или отравленной…
— А на коленях и с культяпками можно ползать. Ага…
Грим посмотрел на меня так, будто я ударила его в самое незащищенное место — а так и было: в глазах колыхнулось столько страха за мою жизнь, что ирония прозвучала жестоко.
— Тио…
— Что ты еще узнал?
— Идем.
Я быстро обулась обратно, подскочила за Гримом и через несколько секунд обнаружила себя перед Казом.
Управляющий сидел в комнате на стуле, привязанный к нему и руками и ногами. Как в пыточной какой-то, и сама комната вся в коврах и пустая.
— Он буйный что ли?
— С каждой ночью попыток больше. Он может навредить себе, и пока ищется решение, он содержится так.
— А ты с ним что сделал? Бедняга еле живой…
Каз приоткрыл глаза и приподнял голову:
— Это следы моей внутренней борьбы с волей хозяина, и пока я одерживаю верх. Если хотите еще что-то узнать, спрашивайте, пока держусь.
— Не узнать. Сделать. Попробуй разомкнуть его ошейник, Тио.
Да запросто! Я и со второй руки сняла перчатку, сразу прилепилась ладонями к мокрой шее управляющего и поморщилась только от брезгливости. Не к поту и немытому телу, а к тому, что эта дрянь под кожей зашевелилась как гадкая гусеница.
Узоры не появились. Но это еще ни о чем не говорило — я же не душу его целю, задача другая. Выходит, и способ нужно сменить. Ущипнула. Царапнула. Грим по моей просьбе ему даже руку развязал и Каз сам меня тронул за руку, прикоснулся к щеке и шее — бесполезно.
— А ну-ка, еще вариант… отпусти сопротивление. Сыграй в поддавки.
Жутко не стало. Он не преобразился в какого-то монстра, у которого злобой рожу перекосило, но перемену я заметила. Похожее я видела у казематных парней, когда столкнулась с ними под лунным светом. Кстати, там магический свет сестрички никак не помог избавить их от влияния Изверга. А, может, как раз на чуть-чуть и избавил, что я разглядела их страдающий человеческий облик за маской?
Да какая теперь разница…
Только дотронулась, как пальцы засияли. Белый узор, перетекший на кожу, сразу распустился сверху и снизу от черной татуировки и, слившись в середине, выжег ее. Каз какое-то время сидел неподвижно. А я невольно заулыбалась — как будто у невесты деталь наряда стащил и оделся в кружево. На растрепанном и несвежем теле, на крепкой и явно мужской шее такая нежность смотрелась смешно.
— Я не хотел травить вас.
— А то я не знаю. В лицо Безымянного видели?
— Нет.
— А золотых хорошо знаете? Есть кто из местных барончиков — девятнадцать лет, высокий, худой, черноволосый? Или из обслуги высокого ранга? Купить дорогую обувь в здешних магазинах ему по карману.
Увы. Каз покачал головой.
— Развяжите меня, пожалуйста.
Шаризу мы не докладывались. Грим быстро пошел на выход, я за ним, и хозяину дома я только успела махнуть рукой, когда увидела в холле:
— Спасибо! Зайду в гости, как будет время. И не забудьте о дружеском долге!
— Подождите, кортеж сейчас…
— Не нужно. — Бросил Грим.
Едва вышли на широкое крыльцо особняка, перекинул мне волосы наперед, застегнул их под пальто, которое я едва успела накинуть. Сказал:
— Держись.
И я обняла его мертвой хваткой за шею. Грим вплотную прижал к себе, сдавил за плечи и талию, а следующим мигом ветер ударил и лишил на какое-то время вдоха. Закрутило воронкой, уже знакомо и противоречиво — как будто и раздета и спеленута одновременно. И приземлились мы, к счастью, без падения.
Проклятье
— А почему меня в прошлые разы как перекати-поле крутило?
— Потому что ты не умеешь летать. А тогда, со мной, потому что сцепились как успели, а не как должно.
— Мари бы умерла, да? Если бы ты отдал ее ветру одну, а сам остался — не выжила бы?
Грим кивнул, чуть дернул губами и глуше добавил:
— Не с ее ранами. Однажды я, даже удерживая и зажимая самые глубокие порезы, не донес женщину живой до больницы. Сила ветра давит, и она потеряла больше крови за более короткое время. Несчастная оказалась обречена — погибла бы, если бы не пришел, и все равно погибла, когда попытался спасти… При любых ранах — одному человеку лететь нельзя.