— А-а-а!
Я выдернула руку обратно! Боль так шарахнула по нервам, что я со звоном в ушах отскочила от камина. И эта физическая, примитивная встряска инстинкта вдруг согнала эмоциональную отупленность.
— Тридцать сотен ударов сердца… три сотни вдохов и выдохов… а ведь твое тело еще живет, Грим! Еще сколько-то минут у него было, есть!
И я рванула!
Побежала по лестнице на второй этаж, на бегу запихала кулечек в растрепанную косу — он из-за обрубков точно зацепится и не выпадет. Замотала волосы вокруг шеи для надежности и уже завязывала плотно хвосты, перепрыгивая, как бешеная, подоконник и вываливаясь на чердак дома.
Так быстрее — а то пока парк пробежать, да еще вдруг с пути собьюсь без дороги и вылезу напротив не того района. Еще ведь и его от края до края пересечь нужно! Только бы времени хватило!
— Сейчас… подожди…
И закричала еще громче, как будто Грим не рядом со мной был и все понимал, а был далеко:
— Сейчас, подожди! Я уже! Я бегу! Слышишь?!
Только б успеть! Дай мне шанс, время, молю!
Ты где-то там искрой пульса горишь и дышишь,
Стоя у пропасти смерти на самом краю…
Я не могу не успеть!
До кольцевой близко — минута, я вывернула с лучевой улицы Мирного и побежала вдоль рельс. Как от меня шарахались все, кто видел! Еще ведь только вечер, еще много людей на улице и трамваи…
— М-а-ар-ти-и-ну-у-с!
Один меня нагонял и я, коротко обернувшись, увидела, кто в кабине! Остановка близко, вагон сбавлял скорость, а машинист, если и не признал точно меня, то увидел взмахи руками. Он так и так бы остановился. И, счастье моего случая, я в этот же миг влетела в вагон и ринулась через салон к внутренней двери. Забарабанила и заорала:
— Гони! Без остановок гони до кладбища! Слуги сдохли! Демон сдох! Марти!
— Мать-перемать!
Он нажал на что-то, но вагон не поехал, а открыл двери. Я ворвалась в кабину и вцепилась ему в плечо, не давая встать:
— Мне не нужна помощь, это не моя кровь! Гони! Если мы не успеем, то все напрасно! Да скорее же!
Лязгнуло. Загудело. Трамвай поехал и стал разгоняться. Перепуганные пассажиры уже взволнованно шумели, а, как понеслись, так и заорали в голос. Мартинус выругался, проклял Святого и Небо, и схватился за тангетку:
— Держитесь за поручни! Машина неисправна! Готовьтесь к резкому торможению! — И, разжав кнопку, зашептал: — Только бы на пути никто не вышел… только бы впереди идущего… Святые и проклятые! Дуреха! Сдохли, говоришь?!
Гудок резанул по ушам! Сигнал прохожим и тем, кто ждал на остановке, подходя к краю. Сигнал на всю улицу, чтобы маршруты впереди тоже ускорились, поняв — что-то у товарища с тормозами. Сигнал на весь район и на весь город, что война окончена!
Я зажала уши. Еще чуть-чуть и кровь из них пойдет. Все прямо в полете развалится на куски железа и стекла, на таком пределе вагон несло вперед. Я бы не удивилась, если б увидела, как позади нас рельсы выворачивало из асфальта! Но через дребезжашее боковое зеркальце я увидела только ветер.
Реально! Братишка еще с подъезда попытался меня поднять и донести, но даже подошв не оторвал. Знака и магии рядом нет, чтобы умножить силы, а те, что остались в нем самом — слишком малы. Он по скорости трамвай едва нагонял! И я его видела!
Светлым, дымчатым силуэтом — подросток, кудрявый мальчишка в сполохах чего-то, что походило на перистые облака.
Ща зареву! Я и так уже все выплакала, а слезы опять резанули глаза!
— Что?
— Куртку одень! Синяя вся! Ох и страшна ты, как ведьма… И держись! Держись давай!
Впереди нас тоже гнали. И трамваи впереди сигналили коротко по три свиста, что Мартинус понял:
— Там уже поворот на обратную сторону, они тормозят и нам надо. Держись!
Я стащила его куртку с крючка позади сиденья, оделась.
— Дверь открой, я приготовлюсь выскочить сразу! Не боись, не расшибусь, меня там помощник подхватит, если что…
Сестренка тоже здесь. Ее бледное мерцание заметно указывало на начало кладбищенской тропинки и, едва я добежала до нее, заскользила вперед. Темень! Только благодаря свету я неслась по лабиринту между оградками с такой скоростью, с какой позволяли ноги, не боясь заблудиться или расшибиться в темноте.
Стражи меня услышат?! Могила Тактио уже близко!
— Стойте!
Еще шагов двадцать до места… десять… пять! Я не ворвалась, а ввалилась в круг, упав на четвереньки. Грим лежал на сыром песке, труп трупом, с запрокинутой головой и весь задеревеневший, как кукла в одежде.