Проклятье… мало того, что Арту настроение испортил, так еще и горожане болтали о разном — опять вроде как: то тут следы, то там, Слуги выбираются по ночам, и сам Безымянный шатается черным призраком. Раньше один могильщик был очевидец, а теперь таких свидетелей полные трамваи. Какого ляда?
Золотой прокатили с одной остановкой — выйти кому-то приспичило. А так обычно маршрут этот район пролетает. Посмотрела на ворота, вспомнив хромоного господина Шариза. Узнал он меня… даже по имени назвал. Ха! А уж не он ли был тем самым покупателем, из-за которого отец решил устроить аукцион!? Вот было бы совпадение!
Я никак не собиралась вспоминать прошлое. Но оно само взяло и стало лезть в голову, потому что думать о слухах неприятно, от говора вокруг затыкала уши, и даже мысль о Гриме не радовала — я была расстроена тем, что он так надолго пропал.
Отец был ювелиром. Хорошим, грамотным, умел угождать господам и был достаточно искусен в интригах и в своем ювелирном деле. Сына растил преемником. Жили не бедно. Их дом и мастерская стояли на одной из улиц в районе, а меня держали за краем города, в заповеднике. Личной земли не было, но отец оплачивал пристройку в доме, который хозяевам по причине старости уже много лет не был нужен. Я там и жила со своими няньками. Естественно, не было и уголка на территории, куда бы я не залезла — хоть можно там ходить, хоть запрещено. Естественно, я пролазила и в запертый большой дом, потому что там была огромная библиотека и я обожала чердак как убежище. И естественно, что никому не было до меня большого дела, жива-здорова и ладно. Брата я не видела почти никогда до своих двенадцати лет, а отец приезжал раз в четыре месяца. Дочь и дочь, больше обуза, чем радость.
— А на мать-то похожа, как две капли.
Вот и все, что он говорил, когда приводили на посмотреть. Спрашивал не у меня, а у нянек — как учусь, здорова ли, послушна? Училась я плохо, ленилась. Здорова была на зависть, не болела и росла крепкой. А с послушанием… Те, кто за мной смотрел, на этот счет врали много! А что им — за язык не поймают и не докажут! А я стояла такая вся девочка-скромница, глаза в пол. Конечно, самая послушная и кроткая из всех! И, едва отец уезжал, усвистывала куда подальше по своим интересным делам.
Это пока мне двенадцать не исполнилось…
И все. Фразу «А на мать-то похожа…» отец вдруг однажды не договорил и задумался. А вместо того, чтобы уехать одному, забрал меня в город, в Золотой район, в дом!
Во я дура была, если сейчас вспоминать… закрутилось, завертелось, я за месяц столько людей перевидала, сколько за жизнь не встречала, и всем нравилась — и слугам, и знакомым, что приходили в гости, и управляющим, и даже господам. Отец, когда нужно было ехать в чей-то дом, принять заказ на изделие или доставить уже готовый всегда брал меня с собой. Тогда я и стала часто слышать — жемчужинка… ах, жемчужинка…
Наивности во мне море было, ведрами черпай, а дна не увидишь — такая счастливая! Столько внимания! И ладно на всех посторонних, — отец и брат в семью приняли. Заботились, наряды покупали, за один стол с собой сажали, и я не сразу умом догонять стала, что как-то все разговоры к одному склоняются — жениха бы мне подыскать выгодного. Пристроить в брак с перспективой крепких семейных уз, породниться с счетоводами, например, или с…
А какая теперь разница?
Вагон тряхнуло, и особо сильный скрежет заставил вздрогнуть — на ржавые рельсы заехали, мимо Трущобного покатили. Я смотрела в окно, вынырнув из воспоминаний, и усмехнулась. Небо и земля эти два мира. Золотой район на самом деле, как остров, где ничего не знают о том, куда ушло время, какие у обычных людей нравы, и что такое свобода. Здесь все так по злому, по живому, по-настоящему. А там — средневековье, приправленное электричеством, телефонами и кортежами с личным водителем.
Через год отец познакомил меня с Жани. Молодая женщина, приятная, смешливая, с красивым бархатным голосом — мне сказали, что она новая избранница отца. Я поверила, не задумавшись над тем, почему же он тогда никуда ее с собой не берет, а вечно оставляет при мне. Вроде мачеха, вроде подруга, вроде как еще и воспитывает немного, учит разному — на десять лет старше всего. Я ее больше как сестру воспринимала.
Ну да, конечно…
Следующие четыре года я познавала науку нравиться. Угождать словом, услаждать видом, умилять неискушенным взглядом на мир. Я даже не задавалась вопросом, почему Жани и меня отец поселил в одной комнате, почему она опекала каждую минуту, и даже мыться в ванной приходилось при ней. И почему она так играючи и очень тонко внушала мне идеал об истинной прекрасной женщине, вся роль которой — это служение мужчине.