Внутри было всего три жилых комнаты, а остальные были заполнены тоннами пергаментных свитков, картами звездного неба, фолиантами противоречивых предсказаний. Здесь, в его стенах таились по округлым уголкам самые древние записи и самые сумасшедшие мысли. Сам ученый, что еще недавно жил в этих стенах и знал наизусть каждое написанное собой слово и каждый клочок испещренных чертежами листов, не нажил потомков, а тот ученик, которого он воспитывал как преемника, был изгнан Титулом прочь на все четыре стороны.
И Башня с тех пор пустовала. Одним только оком она смотрела вверх, — оставленном на чердаке телескопом. Оттого ветер и затих, что наткнулся, едва влетел, на любимую диковинную вещь. Она ему нравилась, и радостный пилигрим пока рассматривал ее, аккуратно сдувал пылинки. Промчавшись вниз по витой лестнице, он похлопал дверьми, но тревожить ради забавы рукописи не стал. Вдруг призрак хозяина вернется и осерчает, что кто-то навел здесь такой беспорядок. Он вылетел, как вышел, на площадь и снова обратил свой взгляд в левую сторону. К Башне Звезд вплотную примыкали Палаты Странника — гораздо более низкие, всего в два этажа. К этим стенам он подкрался с любопытством.
Аурум сидел за столом в одной из комнат, предназначенных для гостей, составляя первые записи. Остальные покои пустовали. Люди редко гостили здесь. Залетать внутрь и не стоило: на втором этаже книги, на первом холодный камин, где и огня не раззадорить, только вот одного этого можно было дернуть за волосы и сдуть перья со стола. Ветер так и сделал. Подкрался на цыпочках, приноровился и чихнул прямо в раскрытые ставни.
Слетели не только перья, но и чистые свитки. Только тот, что гость придерживал рукой, не вырвался от хозяина. Волосы его и, правда, взвились в разные стороны, как всполохи золотых нитей, а одежды представили себя на миг белыми парусами на вольном корабле и пожалели, что их так редко касался ветер. Аурум быстро закрыл окно, стукнув весельчака по носу, и даже не заметив этого. Ветер хмыкнул, еще немного задержался, разглядывая, как посланник кланяется перьям и бумаге, и перекинулся к следующим Палатам — Погибели.
Здания эти стояли рядом, соприкасаясь углами, как виделось всякому, кто смотрел на них с площади. В двери этих Палат ни одному смертному нельзя было войти. И именно их окна с той стороны выходили своими провалами к пропасти. Много слухов я узнал за время своей жизни здесь, и самый укрепившийся из них был о том, что нет никаких палат, а край этой бездны прямо за порогом. Никогда никто не мог рассмотреть ничего в окнах, смотрящих на площадь, никогда в них не бывало огня. Самое мертвое здание и самое опасное.
Ветер не стал залетать внутрь. Не оттого что страшился, страх ему был не ведом, а от начавшейся скуки. Не хотелось ему по его настроению, гладить по шерстке темные тайны. Только к другу решил заглянуть.
Если смелый человек решится ступить на крыльцо Палат Погибели, прислонится правой щекой к двери, то взору его откроется то, что от прочих скрыто: строения не соприкасались друг с другом, а лишь загораживали один другого неровными стенами, оставляя лазейку в шаг шириной. Вход. Или выход.
Ветер не стал протискиваться между узкими стенами. Знал, что они лишь усилят его, и ворвется он тогда в закуток как ураган. Он поднялся над Замком, подбросил на крыло пару птиц, засевших на крыше, и спустился к цели. Крепостная стена опоясывает строения неровным и извивающимся кольцом. Треугольник свободного пространства она обнимает с одной стороны, а стены Палат, охватывали его с других. Так и получается в Темном Замке колодец из стен, на крохотной площадке которого растет, мощно разрушив плиты, древний граб. Здесь ветру шалить никогда не хотелось, — он тихо прикармливал крону свежестью. Мягко пружинили ветки под его босыми ногами, когда он, словно эльф из сказок, перемещался то вверх, то вниз, не забывая выбрать из кудрявой головы великана все отмершие листочки и случайный мусор.
Я тоже иногда бывал там. Когда моя Тактио по ночам стала уходить из Замка с помощью неизвестного ни для кого выхода, я ждал ее у подножия этого дерева и смотрел непрерывно на дверцу в стене.
Через ворота не проскочит без надобности ни одна мышь, Стражи следят за этим. И друг моей госпожи, опальный ученик Звездочета, прятался в тюремных подвалах. Она каждый раз брала еду, в начале ночи шла, незамеченная, к лазейке и оказывалась здесь. На несколько мгновений снимала одну перчатку чтобы прикоснуться к шершавой коре, сказать несколько добрых слов, а потом уйти в дверь. Эта дверь выводила на крутой склон, граничащий с пропастью до страшного близко, и девушка невольно дрожала всю дорогу, пока спускалась вниз по тропинке. Там внизу, в самой скале, и были выдолблены тюремные камеры. Этому подлому другу, скрываться там было очень и очень нерадостно.