Еще вчера жизнь как жизнь, и только новости о чужих несчастьях мутили воду, да слухи о Слугах. А сегодня разом все — и на собак наткнулась, и на бандитов, и Слугу увидала, и с Безымянным познакомилась! Даже думала, что по пути в нашем Мирном на что-то еще наткнусь.
До дома добралась почти к одиннадцати, ведь не на своей остановке вышла, героиня-защитница. Теперь нет времени готовить ужин и в ванной долго не поваляться. Еще и кот заждался, наверное!
Зашла, включила свет, разулась, и сразу завернула к холодильнику — достать заранее приготовленную тарелку с кормом. Обулась обратно и, прежде чем заниматься собой, поднялась на чердак.
— А, зверюга мой, а нахал!
Как ни пыталась полностью одомашнить, забрать, помыть, в тепло посадить, — нет, сбегает! Вырос на улице и другого образа жизни не приемлет, но в дом, сюда, регулярно приходит — я каждый вечер приношу Рыжуну поесть, подлечиваю, если глаза потекли или уши, и промываю раны. К счастью, это редкость, — злых собак в Мирном не было, и коты дрались больше между собой, иногда всерьез выпуская когти и зубы.
— Рыжун, лапа моя, тигр мой маленький.
Не удержалась, взяла на руки любимчика — крупного рыжего с белым кота, который не рванул к еде, а стал тереться о ноги. Ласковый, гад, и самый отзывчивый. Мой котяра. Не домашний, но и не уличный, уже — мой.
— Ты сейчас поешь, а утром я еще рыбки дам, договорились? Ночевать со мной будешь сегодня?
Подошла к слуховому окну, посмотреть на город. Створка здесь всегда была открыта, через нее кот и гулял. Только потянула руку, чтобы еще оттолкнуть от себя и открыть вид побольше, как порыв ветра ударил сбоку, практически точечно. Влетел внутрь ощутимым потоком, как живой гость, и поднял пыль с дальних углов чердака.
— Слушай, а ты ведь не простой, а магический. Да, братишка?
Тот, будто его уличили, сразу рванул обратно, обдав лицо и шею собранной грязью и выбив вторую створку наружу. Не ожидавшая удара, та жалобно заскрипела.
— Рыжун, ты видел? Скажи хоть что-нибудь!
Но кот лениво полулежал на моем плече, опираясь задними ногами на сгиб руки и бил хвостом по ладони. Что-то муркнул и боднул под подбородок, чтобы гладила, а не болтала.
Организм у меня был хороший и нервы железные — наелась, отмылась, и выспалась за оставшиеся шесть часов, как из пушки застреленная. Ни кошмаров, ни метаний. Утром позавтракала, взяла на обед пакет с сухарями и поехала на работу.
Ожидания меня отпустили уже сегодня, и я не выглядывала Безымянного на том же месте в то же время, когда вышла на остановке. Не придет он снова. Вообще странно, зачем его занесло в этот край вчера? Что, стайку собак распугать, и все? Сделала несколько шагов, как услышала, что на соседнем проезде что-то творится. Любопытство сильнее, пришлось вернуться и пойти посмотреть.
В Трущобном и на участках еще жили люди. Да, заброшка, да, далеко до транспорта и магазина, но старикам еще хуже, чем нам, выбирать не приходится — где жить. Вот я и увидела собрание из одного местного деда, двух коллег и Агни. Так горячо что-то обсуждали, что не услышать их и еще на несколько проездов в стороны невозможно было. Дальше стояла машина отлова — автомобиль службы охраны с крытым кузовом и куцой кабиной на два человека. Маленькие колеса, низкая посадка, внутри кузова клетки — и все опять же противно ржавое. Про отлов слова нет, даже Медичка вчера приезжала — та еще колымага. Нет у города денег. Нет. Золотой район жирует, а мы…
— Я из ума не выжил, я знаю, что видел! У меня глаза еще зрячие!
К толпе подходить не стала. Что интересное, то само до слуха донесется, а вклиниваться и общаться не хотелось. Обошла, махнула рукой Агни, которая единственная меня заметила, и приблизилась к двум мужчинам. Они склонились над чем-то у забора.
— Ща вырвет… вот же дрянь…
Эта «дрянь» была здоровенной собакой. Труп — с белой шерстью, длинными лапами и огромной башкой. Отлов собирал падаль, это тоже их часть работы, и им не привыкать. Но я увидела, отчего их движения были так брезгливы, отчего они отворачивали лица и с отвращением перекладывали это в мешок. Труп сочился черными сгустками, как будто был наполнен нефтью и ртутью, воняющими как самые последняя стухшая рыба. Животное не настоящее… Не собака, а тварь. Не тот ли белый мурай, что возглавил стаю и напал на женщину, перегрызя горло, сожрав руки и лицо… Я живьем не видела, но и слухов о подробностях хватило, чтобы мутило от одного только представления, что с ней сделали озверевшие животные.
— Уволюсь… третий труп, все одинаковые… бл… и откуда их столько, породу давно запретили — один сотрудник сдерживал брань и рвотные позывы. — Еще сигнал у Краюшки, тоже говорят — мурай…