–Пока не знаю, но когда-то папа рассказывал, что мама училась в Мининском, в Нижнем Новгороде. Она тоже была дизайнером, – и на Аиду снова легла печать скорби.
–И Василиса Григорьевна не позволяет тебе туда поступить? – серьёзно спросила я, на что Аида грустно кивнула. Я подумала, что на этом наш разговор можно прервать, ведь нам обеим был просто необходим отдых.
–Давай поднимемся в комнату? – предложила я, крепко взяв подругу за руку. Та безмолвно согласилась.
Мы поднялись в комнату, но когда вошли, никого не обнаружили. Где была Лиза, я не знала, поэтому спросила об этом у Аиды.
–Она что-то говорила утром про то, как пойдёт гулять с каким-то Андреем из баскетбольной команды, – поморщилась та. – Тот ещё тип.
Я нервно хихикнула, а за мной и Аида, хотя напряжение всё ещё висело в воздухе и держало нас крепкими тисками. Мы стали готовиться ко сну, хотя было около семи вечера. Просто не нашлось занятия лучшего. Я сходила в ванную, переоделась в жёлтую тенниску и удлинённые бриджи. Вообще, из всех вещей по дому и на лето у меня всех больше было именно теннисок и шорт. На любой вкус и цвет, так сказать. Когда я вышла из ванной, то заметила, что Аида сидит на своей кровати и бездумно смотрит в стену. Почувствовала я себя ужасно, будто водой ледяной окатили. Мне почему-то показалось, что я проявила слишком много хладнокровия, когда Аида поделилась своим секретом, поэтому я подошла к подруге и крепко обняла её за плечи.
–Не волнуйся, прорвёмся! – не найдя ничего лучше, шепнула я. Конечно, глупо, но я всегда славилась шикарным неумением успокаивать. Вдруг плечи Аиды немного затряслись. Она тихо плакала. Слёзы струйками катились по бледным щекам, глаза покраснели от слёз. Её плач был похож на безмолвные рыдания, которые обычно и передают самую страшную скорбь. Я была не в силах остановить этот поток слёз, поэтому лишь осторожно поглаживала её по спине, приговаривая «всё будет хорошо», хотя чувствовала – этого недостаточно.
Вскоре Аида действительно громко разрыдалась, иногда выпаливая несвязные слова:
–Мама… папа…не вернуть…плохо…не забуду…рисование…Василиса…- но вскоре и эти звуки слились с её громкими всхлипываниями. Сколько безграничной печали я слышала! А ведь все сокровенные переживания были спрятаны под маской безразличия этой хрупкой и ранимой девушкой, ещё только начинающей постигать всю красоту и жестокость этого мира. Я не могла себе представить, как тяжело ей было всё это время, а мысль, что я не могу ничем помочь разрывала изнутри. Я не могла ничего ей предложить.
–Давай просто станем друзьями! – неожиданно я услышала чей-то голос. Нет, это определённо мой голос. Я и правда это сказала вслух. Мне стало как-то неловко и я сильно покраснела, но то, что я сказала, несомненно, совпадало с моими мыслями. Раз уж отступать было некуда, я продолжила:
–Я не знаю, чем могу помочь и от этого мне грустно. Всё, что я могу предложить – быть тебе верным другом.
–Не надо дружить со мной только из жалости, – серьёзно сказала Аида, продолжая всхлипывать.
–Это не из жалости, – в тон ей произнесла я. Аида больше ничего не говорила до тех пор, пока полностью не успокоилась. Потом она подняла на меня красное из-за долгого плача лицо и спросила проникновенным голосом:
–Тебе ведь тоже есть, что рассказать? – в её глазах было столько понимания, что я всё рассказала, хотя вовсе не хотела этого. Разговор затянулся до десяти вечера, но я не жалела, что не легла спать раньше. На душе было легко и спокойно, как после разговора со старшей сестрой или мамой. Я почувствовала в Аиде родную душу. Она не была такой, как Элька из школы, я бы даже сказала, Аида – её полная противоположность, но я чувствовала, что Элька Аиде и в подмётки не годится, так сильно я к ней привязалась после нашего разговора по душам. У меня никогда не было настоящих друзей, даже если я с кем-то очень близко общалась, в пример можно взять ту же Эльку. Но тогда я поняла – теперь у меня есть подруга. И я была уверенна, этот человек надолго останется в моей жизни…
-Эй, Аида, погоди, я не успеваю! – тяжело дыша, я пыталась идти как можно быстрее, увлекаемая Аидой в корпус пловчих, но больная нога давала о себе знать со всей жестокостью. Аида этого упорно не замечала, как бы громко я не окрикивала её, она просто шла быстрым шагом, я бы даже сказала, бежала, погружённая с головой в свои мысли. Аида пыталась скрыть внутреннее возбуждение, но её лицо слишком чётко описывало её состояние.
Я давно заметила, что с друзьями она становится более расслабленной и скрывать свои истинные чувства и мысли попросту не умеет. Вот и сейчас, я видела, как на её лице сменялось множество эмоций от радости до печали, но о чём она думала, мне было не ведомо. Но я могла предположить, что это имеет связь с их ссорой с Глебом.