– Нет. Я просто пытаюсь не придавать этому слишком большое значение.
– Что-то вроде: «не взлетай высоко, а то больно будет падать»?
– Что-то вроде, – тихо отвечаю, невольно засматриваясь в соседское окно.
Интересно, чем он сейчас занят?
Уже почти полночь, свет в его комнате не горит, да и из гаража не доносится ни звука. Значит, не репетирует. Может, гуляет? Интересно, с кем – с ребятами или с Кайли?
– Ты так дыру в его окне просверлишь.
Моргаю и перевожу взгляд обратно на экран.
Скайлер заливается смехом, а я жалею, что банка и подруга находятся так далеко, иначе бы первая давно уже полетела во вторую.
– Сегодня просто луна красивая.
– То есть планета, – поправляет, и я закатываю глаза.
– Иногда ты просто невыносима!
– За это ты меня и любишь!
И это самая чистая правда.
– Так что ты решила, пойдешь на концерт?
Едва думаю об этом – задыхаюсь. Становится плохо, мутит, кружится голова.
– Не знаю, смогу ли я…
– Терри! Ты была с ним наедине уже дважды! И ни разу не грохнулась в обморок!
Так-то оно так…
– Это твой шанс, глупая, – не унимается Скайлер. – Макстон пригласил твоего отца, так дерзай, составь ему компанию. А там, глядишь, он и станет той самой ниточкой, которая вас свяжет. Этот загадочный барабанщик – твоя половинка, я знаю это.
– Точно, – усмехаюсь, – тебе ведь об этом звезды сказали.
– Люди врут, вселенная – никогда, – Скайлер не обижается, лишь выдает мне давно знакомую мантру, в которой, если уж быть откровенной, есть смысл.
Однако вообразить, что я и Макстон в самом деле можем быть половинками одного целого… невозможно.
Кто я и кто он?
К тому же, Кайли… она была, есть и будет в его жизни. А разлучать двух влюбленных не в моем характере. Даже если очень сильно хочется.
Всю ночь ворочаюсь.
Не знаю – то ли дело в эмоциях, которые до сих пор бьют через край, то ли в том, что мысли вертятся в голове, как потерявшая управление карусель – безостановочно. Я знаю, что этот вечер ничего не меняет – ни в моей жизни, ни тем более в жизни Макстона. Но это саднящее чувство внутри, будто бы что-то не так, не оставляет.
Я не должна придавать этому значение, – не знаю, в какой раз повторяю.
И головой понимаю – все правильно, но сердце беснуется.
Не хочет признавать очевидное.
Не помню, как успокаиваюсь. Помню лишь, что окно напротив начинает раскрашиваться в багряный, а колыбельной в ушах становятся любимые строчки. Глаза закрываются, и я погружаюсь в каждое слово, исходящее из Его сердца. В этой песне главный вокал у Марса. Потому она моя любимая. Спокойная, без сильных басов и громкого сопровождения – больше акустическая, немного выбивающаяся из стиля группы, но между тем западающая глубоко в душу. И навечно остающаяся в ней.
Просыпаюсь спустя несколько часов, а может и минут, под знакомый звериный рев. Снимаю наушники и, отбросив в сторону одеяло, выглядываю в окно.
Макстон глушит «Харлей», а я знаю, что произойдет дальше с точностью до секунды. Поэтому соскакиваю с постели, хватаю кожанку, которую забыла ему вернуть вечером, и выношусь из дома в том виде, в котором проснулась – в своих стареньких поношенных лосинах и растянутой розовой футболке, а еще, наверное, с полнейшей катастрофой на голове.
Когда сбегаю с крыльца, Макстон уже закрывает дверь гаража.
– Привет.
– С добрым утром, Бэмби, – улыбается, а я едва голову не теряю от его голоса, взгляда и этого… очень интимного для меня прозвища, – не спится?
– Ранние подъемы – моя вредная привычка, – вру, не краснея.
Скайлер-таки как в воду глядела.
– А я думал, ты поздняя пташка.
– А я думала, ты никогда не расстаешься со своей курткой, – протягиваю ему кожанку. И вот вроде бы должна была сравнять этим счет…
– Читаешь мои соцсети?
– Мы соседи. Я наблюдательна.
– То есть ты за мной следишь? – на полном серьезе, сдвигая брови.
– Нет, я… – наверное, сужаюсь до молекулы, а еще начинаю пунцоветь и запинаться, потому что лицо Макстона вдруг расслабляется, и он заливается смехом.
Самым настоящим и безумно красивым смехом.
– Да расслабься, олененок, это шутка. Кстати, зачетные тапочки.
Ноги тут же напрягаются, и я чувствую, а потом и узнаю свои розовые кигуруми-тапки, которые надеваю на автомате, каждое утро вылезая из постели.
И в которых выхожу на улицу.
Прямо к нему!
ГОСПОДИБОЖЕ.
Какой стыд!
– Твои?
– Эм-м… а ты бы поверил, если бы я сказала, что это тапочки моего брата?
– Будь они не девчачьи – может быть, – улыбается, а я снова краснею с макушки до пят. – Спасибо, что вернула куртку.