Призрак вздыхает и, высовывась до самого туманного шлейфа, что у неё вместо ног, начинает кружить у меня над головой. Шея затекает разговаривать с ней, поэтому плюхаюсь на постель, скидываю башмаки и разминаю ногу в щиколотке, морщась. Слишком резво убегала по галерее.
Люсинда страдальчески вздыхает и продолжает меня донимать. Тем у нее для разговоров нету больше, что ли? Как ни встретимся – всё принц, принц, принц… тьфу.
- Жалко его! Бедный мальчик всегда был так одинок. Отец ему не дарил и крохи тепла. Вольфмер не любил никого и ничего, теперь-то я это понимаю. Мать вечно в себе и в своих страданиях... Он так расстраивался, когда она плакала! Но не знал, как утешить… С ним были только его собаки.
- У него ещё младший брат есть, я слышала.
Меня не проймут эти слезливые разговоры. Куда не плюнь, у каждого маньяка и морального урода сплошь родители во всём виноваты, да детство несчастное. Как будто это всё искупает.
Что мне до его детства? У меня самой было… похлеще. Я ж от этого не вламываюсь ночами в чужие покои в поисках того, кто бы скрасил моё одиночество. И по всяким там попойкам не шляюсь.
- Парнишка появился позже. Дерек - бастард. Вольфмер сделал ребёночка какой-то прачке, представляешь? – вздохнула Люсинда. – Никогда не умел держать при себе руки.
- Сыночек пошёл весь в отца, - буркнула я. – И вообще, не старайся вызвать у меня жалость. Сама мне рассказывала о любовных похождениях принца! Вряд ли ему давали долго маяться в одиночестве.
Призрак подлетела ближе, взглянула участливо мне в лицо. От Люсинды неожиданно повеяло осенним холодом, сырым могильным ветром, запахом земли и прелой листвы. Я невольно отпрянула.
- Наивное дитя! Он никого из этих женщин не любил. Да и они его вряд ли. А каждому человеку нужен кто-то, для кого он будет единственным.
Я смутилась и решила ответить той же монетой.
- Ты его так жалеешь, потому что была одной из тех дур? За что он тебя в окошко выкинул, а, рассказывай? Или он тебя как-то по-другому угробил?..
- Фи, какая бестактность! – возмутилась до глубины души призрак, скрестила руки на груди обиженным жестом и ввинтилась в потолок.
Я устало потёрла лоб…
И едва не подскочила, когда прямо из воздуха мне на колени упала узкая трубочка свитка.
Долго держала в руках, и отчего-то ужасно не хотелось разворачивать.
«Ты давно не выходила на связь. Ждём отчета. Как тебе удалось продвинуться в нашем деле?»
Я закусила губу. Достала походный письменный набор. Обмакнула перо в чернила из тонкой стеклянной чернильницы. Занесла его над свитком…
Как описать то, что происходит со мной?
Они спрашивают, как я продвинулась?..
Перед закрытыми глазами – будто вспышки, как искры солнечных бликов на снегу.
Танец. Ноги отрываются от земли. Меня уносит, и уплывает куда-то мир, и остаются только льдисто-голубые глаза – мой единственный якорь в реальности.
Кружево. Медленно сползает с плеч, и я снова ощущаю, как холодит их вечерний воздух. И обжигают чуть дрогнувшие пальцы.
Губы. Жёсткие, жадные. И вкус чужой крови на языке.
Отметина от моего клинка на его горле. Спокойный взгляд. Такая глупая попытка заботиться обо мне. Обещание защиты. Той, которая едва не убила только что.
Как я продвинулась?!
О, я продвинулась очень далеко.
Вот только не уверена, что туда, куда надо.
Рука бессильно падает, россыпь клякс на бумаге уродливо пачкает её, немедленно втягивается, и лист снова – девственно-чистый.
Вспыхиваю, сержусь на саму себя, но слова по-прежнему не идут. В конце концов, решаю, что ничего страшного не случится, если заполню отчёт завтра. Сейчас глубокий вечер, почти ночь – могу же я в такое время спать?! Да, вполне.
Сворачиваю бумагу в трубочку, прячу среди склянок на поясе. Эта не осыпается пеплом в моих руках, заговорена на ответ, обратное послание. Только потом. Только после этого. А до тех пор – скромная полоска бумаги, на которой ничегошеньки нет. Самый пристальный взгляд не заметит ничего необычного. Если не смотреть магическим зрением, конечно.
И всё же послание сослужило кое-какую службу. Напомнило мне о том, для чего я здесь. И что надо двигаться к цели быстрее.
Кое-как забывшись беспокойным, рваным сном, наутро я чувствовала себя совершенно разбитой и потерянной, и написание ответа снова малодушно перенесла на вечер. Решила, что сначала добуду материала для отчёта.
Сегодня я буду достаточно смелой, чтоб прекратить прятаться и спуститься на завтрак в общий зал.