— Конечно, тебе сейчас легче, чем мне! Тем более, ты как обычно в своей излюбленной позиции судьи и обвинителя одновременно.
— А обвинять в данном случае не за что, Слава? И осуждать?
— Не смог я работать на буровой, как ты мечтала! — остановившись, выкрикнул Слава.
— Не ори, — процедила Света и потянула его за рукав. — Пойдём, холодно стоять на месте.
— Ты как автомат, Света! — Слава сбавил обороты и послушно пошёл рядом. — Ты вообще чувствуешь хоть что-нибудь? Или у тебя только цели и амбиции?
— А чего ты ждёшь от меня? Чтобы у тебя в ногах валялась и умоляла не бросать меня? Так ты уже бросил, Слава. Ничего изменить нельзя, и обратной дороги нет.
— То есть, тебе даже не интересно, почему я ушёл? — устало спросил муж.
— Нет. Какой смысл теперь имеют причины твоего поступка?
— Вот в этом ты вся. Ты как строгая, требовательная и вечно недовольная училка, Света! Даже губы поджимаешь так же. Вечно чем-то недовольна, всегда тебе чего-то не хватает, а я непременно должен развиваться и стремиться к совершенству. Но пятёрку всё равно никогда не получу.
— Надо же, как тяжело тебе, оказывается, жилось, Слава! Надеюсь, теперь значительно легче? Рожать Елена Васильевна точно не стремится, с работой тебе помогла. Живёшь как у Христа за пазухой.
— Главное не это, Света! Услышь меня! Главное то, что я чувствую себя человеком, мужчиной, а не бестолковым школяром. Я кому-то нужен таким, какой есть, без машины и без детишек. Ясамнужен, понимаешь? Кто-то счастлив от того, что я рядом. Никто не ставит передо мной задачи, не заставляет преодолевать барьеры. И у меня в душе нет противного осадка от того, что я постоянно, изо дня в день кого-то разочаровываю.
— Хорошо, Слава, я тебя услышала. Давай обговорим условия развода, и пора разбегаться. Тебя ждут.
— А ты… где остановилась?
— Это не имеет отношения к делу. На развод подам сама. Ты можешь приезжать на заседания, а можешь и не приезжать, с тобой всё равно свяжутся. Всё совместно нажитое будем делить пополам.
— Если ты ждёшь, что я откажусь от имущественных претензий, Света, то ошибаешься! Всё будет делиться по справедливости, а не так, как ты наверняка мечтаешь.
— Я понимаю, что для тебя сейчас самое милое дело — измазать меня в грязи, чтобы совесть меньше мучила. Но ты можешь так не усердствовать, Слава, голос у твоей совести слишком слаб. А скоро она вообще онемеет. Я сказала: всё будет делиться пополам, и не надо мои слова интерпретировать как-то по-другому. Адрес твой отправь мне, он будет нужен для юристов. И барахло своё вывези, иначе я выброшу всё. Больше мне ничего не нужно от тебя.
— Я скажу папе, чтобы вывез мои вещи, — пробурчал Слава.
— Вот и отлично. Вроде, всё обсудили. Иди уже!
— Света…
— Бывай, — кивнула женщина, повернула за дом и пошла быстрым шагом в сторону широкой и ярко освещённой улицы.
Она держалась из последних сил, но не могла допустить, чтобы Слава увидел её слёзы. Ощущение было такое, словно всё, что прожито, — прожито зря. А самую большую боль причиняло осознание того, что Слава был не так уж далёк от истины, давая Свете нелестные характеристики.
Даже сквозь бесконечно набегающие слёзы, от которых тут же леденели щёки, Светлана по пути увидела и узнала жилой комплекс: вчера утром Илья Михайлович высадил тут троих пассажирок.
Вчера?! Неужели это было вчера? Разве не прошла целая вечность? Разве жизнь не разделилась на «до» и «после»? А она, Света, не превратилась из нормального целого человека в набор запасных частей? В конструктор, который вряд ли кто-то захочет собирать, а самой ей не справиться…
«Не реви на улице, глаза замёрзнут», — так всегда говорила мама, когда маленькой Свете приходила в голову блажь поплакать зимой на улице.
Пусть мёрзнут… Кому нужны её глаза — обычные и серые, хоть и с длинными чёрными ресницами? Когда рядом зеленоглазые красотки, загадочные и стильные! Кому нужны её прямые тёмные волосы, аккуратная (это важно!) причёска и вечная чёлка, всегда одинаковой длины? Да и сама она — всегда одинаковая, занудная, скучная и предсказуемая?
Света не сразу поняла, что за звук проник сквозь её отчаянные, тяжёлые мысли и начал сверлить мозг. Плач!
Плакал мальчик, совсем маленький, от силы лет четырёх. Плакал тихо, и Света очень удивилась, что смогла услышать его издалека. Видимо, чувствительность обострилась от её собственного состояния.
Малыш стоял около торгового центра и смотрел на ярко освещённый вход. Лицо раскраснелось, шапка с помпоном сбилась, шарф был завязан кое-как. Вещи хорошие, качественные, но на улице-то минус двадцать пять, и это по самым оптимистическим ощущениям!