Но не всегда все идет по плану. Во время съемок фильма "Повелитель бури" я споткнулся на лестнице и чуть не уронил "мертвое" тело, которое нес, и нам пришлось остановить производство на пару дней. В Дубае с Томом на съемках "Миссии: Невыполнимая - Протокол Призрак", мы были на вершине Бурдж-Халифы, самого высокого здания в мире, и я должен был держаться за ногу Тома, находясь внутри конструкции, пока он болтался снаружи. Тома держала пара тросов и ремни, а меня? Меня держали на веревке, на мне были скользкие слаксы... и когда я оглянулся, то понял, что парень, державший меня, разговаривал по телефону.
"Чувак, - сказал я, - это дерьмо кажется не очень безопасным. Ты можешь хотя бы оторваться от своего телефона?"
Я рад, что меня не стошнило на Тома, но это было близко к тому.
Теперь, в Кедрах, я должен был верить, что смогу вернуться к таким физическим способностям или чему-то подобному. Это был человек, который питался пончиками, потому что это было все, что он мог себе позволить. Это был ребенок, который, несмотря на то что на его шее висел ключ, всегда знал, что есть матрас любви, на который он может упасть. В качестве упражнения по личностному росту я составил список своих страхов и преодолевал их один за другим, но неделей раньше я столкнулся со страхом, который никто не смог бы записать на листе бумаги. Никакое воображение не смогло бы придумать то, что случилось со мной на льду; ни один сценарист не смог бы создать эту сцену во всем ее ужасе. Этот инцидент был случайностью: невезение, плохая погода, неверные решения, и в то же время он произошел из самого глубокого источника любви, любви, которую я носил с собой каждый день. Я не мог допустить, чтобы с Алексом что-то случилось; это была не продуманная реакция, а что-то, что пришло из моей быстрой, совершенно инстинктивной реакции на явную и настоящую опасность. Мотивация моего персонажа в тот момент была ясна: это была любовь. Как же я мог надеяться объяснить глубоко заинтересованному персоналу реабилитационного центра, что, когда они думали, что я закончил на сегодня, я, вероятно, только начинал, потому что топливом для моих костей и мышц было нечто одновременно неосязаемое и такое же реальное, как новая кровь, которая текла во мне? Это была любовь, та самая, что двигает горы.
Всем было ясно, что я покину Cedars, возможно, раньше, чем кто-либо надеялся или предполагал - никто не хотел, чтобы из ванных комнат вылетали ходунки. Поэтому на 10 января было назначено семейное собрание по уходу, на котором обсуждались основные моменты, например, какая нога может выдерживать вес (правая, а не левая) и какие лекарства я буду принимать после выписки.
Изначально предполагалось, что я отправлюсь домой в следующие выходные или, возможно, в понедельник, 16 января. 11 января я получил полную оценку своих травм с головы до ног, и в тот же день состоялся разговор с моим любимым реабилитологом, доктором Кристофером Винсентом. Я работал с Кристофером регулярно с 2011 года и знал, что он может сравниться со мной по срочности, когда дело доходит до ежедневных нагрузок. Мы договорились установить в моем доме на Голливудских холмах как можно больше реабилитационного оборудования; наряду с целым рядом добавок мы использовали бы мячи и ленты, ролики, антигравитационную беговую дорожку, компрессионные рукава Normatec, да что угодно - в конце концов мы даже приобрели бы беговую дорожку Boost, которая помогла бы мне заново научиться ходить без необходимости переносить весь вес на ноги и лодыжки.
К 12 января мы встретились с социальным работником Cedars, чтобы обсудить последствия моего отъезда раньше, чем позже. Мой дом не был приспособлен для работы в больнице, поэтому нам понадобятся такие вещи, как стул для душа, ходунки и инвалидное кресло. Электрическая кровать тоже будет крайне важна.
Затем возникли проблемы с домашним медицинским обслуживанием. Хотя Кристофер Винсент мог организовать команду для реабилитации, мне все равно потребовалась бы помощь медсестер - я не мог ожидать, что мои родные и друзья будут делать все и всегда. Нужно было подумать о многих вещах: Мне нужен был план питания, особенно с учетом противовоспалительного эффекта, поскольку все мое тело заживало, а воспаление вызывало сильную, круглосуточную боль. Нам понадобится рация, чтобы я могла общаться со всеми; нам понадобится достаточно большая и удобная машина, чтобы я могла ездить на приемы к врачам. Придется бесконечно ходить по врачам; особенно мне нужен будет врач по лечению боли. Нам придется тщательно следить за посетителями; хотя я была тронута тем, что так много людей хотели прийти, на данный момент мой дом был суррогатной больницей / реабилитационным центром / лечебницей, и было важно ограничить время общения с семьей и близкими людьми из моего круга. (Джефф, который был моим псевдотелохранителем в Рино, не пуская людей в мою комнату, чтобы я могла спать, снова выступил в роли псевдополицейского. Он создал и вел Google doc, чтобы все желающие могли записываться на посещения). Я очень легко уставал и испытывал сильную боль. Я перейду с внутривенных препаратов на пероральные, и их эффективность будет снижаться естественным образом.
Никто из нас не знал, чего ожидать.
Было и многое другое. Мне нужны ежедневные ванны с губкой и регулярное движение в постели, чтобы не было пролежней. Нужен ли пандус, чтобы я мог заходить в дом и выходить из него? Как я буду общаться с челюстью, в которую вмонтированы провода?
А еще было мое правое колено. Оно оставалось очень опухшим и очень болезненным. Было ясно, что мне нужна МРТ, но, учитывая, как сильно болело мое тело, я не мог сказать, была ли боль от этого колена сильнее, чем от всего остального. Было ли оно просто сильно вывернуто? Повредил ли я ACL (переднюю крестообразную связку) или MCL (медиальную коллатеральную связку)? Или все было еще хуже?
В четверг, 12 января, мне сделали еще одно переливание крови. Я потерял много крови из раны на голове, а на то, чтобы кровь, полученная при переливании, стала собственной, уходит три месяца - после столь травматических повреждений уровень гемоглобина очень низок, а значит, кровь, которая у вас есть, не обладает целебными свойствами здорового человека, что значительно замедляет выздоровление, поэтому и потребовалось второе переливание.
Помните, я говорил, что, похоже, вернусь домой в выходные или в понедельник шестнадцатого?
В пятницу, 13 января - да, в пятницу тринадцатого - меня выписали из медицинского центра Седарс-Синай. Меня снесла машина весом 14 000 фунтов, сломала тридцать восемь костей, выбила глаз из головы, я умер - действительно умер, - а потом в течение сорока пяти минут заново учился дышать вручную. Затем меня, переохлажденного и с пульсом ниже допустимого, доставили на вертолете в больницу, прооперировали, выложили фотографию в Instagram, а потом перевезли в другую больницу, сделали еще несколько операций, выбросили ходунки из ванной, сделали два переливания крови, номинировали на звание "Худший пациент на свете" и победили в обоих учреждениях, и я подписал, что сожалею перед своей прекрасной семьей.
В общей сложности я провел в больнице двенадцать дней.
С тех пор я не провел ни одной ночи в больнице.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
.
ВОССТАНОВЛЕНИЕ
10
.
ЖДИТЕ МЕНЯ
Выздоровление - это дорога с односторонним движением, и, несмотря на любовь и заботу моей семьи и друзей, я все еще шел по ней один, не зная, куда она приведет.
Но я привнес в это путешествие целый набор убеждений, которые развил и взрастил за пять десятилетий жизни на этой планете.
Для начала я уже знал, что препятствия, проблемы и неудачи - это мои союзники, а не враги. Неудачи, не мешающие мне двигаться вперед, на самом деле являются фундаментом, на котором строятся мои успехи. Это не просто случай, когда "то, что тебя не убивает, делает тебя сильнее". Я приветствую препятствия. Они дают мне огонь, чтобы сжечь все, что может встать на моем пути.
Чего я действительно боюсь, так это самоуспокоенности и комфорта. Наше время на земле так быстротечно, зачем нам успокаиваться? Чего мы ждем? Если мы ждем, что все будет легко, то ждать придется долго. Может, мне стоило просто подождать на льду, пока приедут медики? Эта мысль не приходила мне в голову, и это хорошо, потому что, если бы я ждал, им было бы нечего делать, когда они подъехали бы к шоссе Маунт-Роуз. Они нашли бы полузамерзшую, пустую оболочку, человека, который подвел всех, кого любил.
Этого никак не могло произойти.
В жизни, как и в выздоровлении, за все ценное приходится платить, будь то страдания и борьба, пережитые невзгоды или карающий марш времени. Время неоспоримо; никто из нас не может его замедлить, остановить, сдержать. Учитывая эту фундаментальную истину, чего же мы, черт возьми, ждем?
С того самого дня, как я вернулся в свой дом на Голливудских холмах, когда коробки с тренажерами еще только распаковывались, а в моей спальне уже стояла кровать с электроприводом, я понял, что время не собирается ждать меня: Я должна была подняться ему навстречу, встретить его лицом к лицу, работать каждую секунду, чтобы вернуться к тому, что называется нормой.
Первое, что я сделал? Я направился к своему бару и налил себе бокал красного вина.
Ни для кого не было секретом, что моя медицинская команда в Cedars хотела продержать меня в больнице дольше, чем я сама того хотела. Это преследовало всех нас в первую ночь дома; всем, кроме меня, казалось, что я слишком рано покинула больницу.
Когда в пятницу, тринадцатого января, меня привезли в дом на колесах, первое, что я увидел, - это бар. Этот маленький бар, расположенный напротив окон, выходящих на мой внутренний дворик и сады, - место, где я чаще всего провожу время, - здесь удобно, спокойно, это центр управления всем домом. Отсюда я могу наблюдать за студией звукозаписи, а также за гостиной, за фортепиано и слышать все, что происходит на кухне, со своей точки обзора в конце бара. Это всегда было моим любимым местом; я люблю расположиться на табурете и позволить миру прийти ко мне.