– На твою развалюху? – усмехнулся он, отвлекаясь от работы и встречаясь со мной взглядом. Горячий шоколад его зрачков завораживал. Неудивительно, что девушки теряли голову после единственной ночи. Даже я, зная, что он за человек, порой забывалась. – Такие раритеты, как твой, не умеют преодолевать защиту от записи. Всё, что у тебя сохранится, это рябь и помехи.
– А тот коммуникатор, что ты мне дарил, значит, может преодолевать? – впервые я начала сомневаться в правильности своего отказа.
– Тот – нет. Но мой, – Молохов улыбнулся, – может. Ограниченная партия специально для таких серьёзных людей, как я. – Слово «людей» из его уст почему-то звучало насмешливо. Будто он и сам не верил, что относил себя к людям.
– Кичишься? Зря. Для меня важно не то, насколько у человека набит кошелёк. А то, что у него в душе. А у тебя там ничего, кроме зловонной жижи.
Настроение душегубца ушло в крутое пике. Он нахмурился и вздохнул.
– И откуда же Этнаре Реус, примчавшей в Москву из глубинки, знать о моей душе? Когда я и сам, спустя годы, не знаю о ней ничего.
В кабинете повисло молчание. И я нарушила его первой:
– Это несложно. Я тебя научу. Вот предположим, что ты выберешь – заработать денег, даже если это принесёт кому-то вред, или упустить выгоду, при этом никому не навредив? Если первое, то плюс один шаг в сторону зловонной жижи. И ещё показатель – девушки. Что выберешь? Получить удовольствие, но при этом разбить кому-то сердце, или пожертвовать удовольствием, сохранив чьё-то счастье? Если первое – то ещё один шаг в сторону жижи. И таких вопросов множество. На все из них, уверена, ты ответишь примерно одинаково.
– Уверена?.. – удивился Молохов. – И откуда же берётся такая уверенность?
– От последствий твоей разрушительной жизни. Куда бы ты ни пошёл, всюду страдания. Что бы ни сделал, всегда во зло.
– Ненамеренно, – ответил он, откидываясь на спинку кресла и задумчиво склоняя голову набок. – Ненамеренное зло – это не зло, а случайность.
– Происходящая с частотой закономерности.
– И всё же ненамеренно, – возразил Молохов. – И что ты тогда предлагаешь? Не жить? Пойми, Этна, спектр жизни намного богаче чёрного и белого. Можно ничего не иметь и никому не мешать и всё равно для кого-то стать источником горя. Предположим, ты зашла в ларёк и купила бутылку воды. Но не знала, что она оказалась последней. Кто-то зашёл после тебя, и ему воды уже не досталось. Из-за этого он не вовремя принял таблетку. А позже ему стало плохо, и он попал в больницу. Скажи, разве это делает покупку воды злым поступком? Злонамеренность – вот что определяет зло.
– Но если ты заранее знаешь, что могут быть негативные последствия. И ничего не делаешь, чтобы их предотвратить. Это и есть злонамеренность.
– Умеешь ты перевернуть… Тогда вот тебе ещё вопрос. Как быть, если на шкале негативности для меня последствия не кажутся плохими? Мир велик, Этна. Неоднозначен. И несправедлив. И каждый человек, не желая с этим мириться, пытается впихнуть его в собственное мировоззрение. Там урезать. Тут окрасить в иной, приемлемый цвет. Здесь навязать кому-то свои правила. Ведь несправедливость, подчинённая правилам и закону, становится справедливостью. И если уж даже она перетекает из минуса в плюс и обратно, то как понять, что поистине является её мерилом? Что есть зло? И что есть благо? Если я богат, для меня это благо. Но для того, чьи деньги я забрал, это может быть злом. Что одному благо, другому – не обязательно таковое.
– Если твои игры вызывают привыкание – это, по-твоему, благо?
– Для меня? – его взгляд стал темнее, казалось, в горячий шоколад добавили ещё щепотку какао.
– Допустим, для тебя.
– Косвенно – да. Но я не ставлю перед собой такой цели. А лишь предлагаю людям то, что они и сами готовы купить. Неважно у кого. Замени меня на кого-то другого, индустрия не рухнет. Уйду я, придёт следующий. Ты не можешь спасти их всех. Не можешь вложить свои мозги в их головы. Ты-то понимаешь, что нельзя потакать себе во всём. И нужно знать меру. Даже от конфет и тех ты отказалась. Но некоторые не хотят обременять себя лишениями. Им нравится тащить излишества и падать под их грузом. И не нравится от них отказываться, чтобы вставать на ноги. Для них это слишком обременительно. В их бедах нет моей или чьей-то ещё вины. Они виноваты сами. И сами ищут падения.
– В интернете сотни игр и приложений. Но твои – хуже всех! Они будто зомбируют.
Молохов вздохнул.
– Мы не используем двадцать пятый кадр. И не воздействуем на психику подобным образом. Ни визуальным рядом, ни звуками, ни комбинацией слов. О каком именно приложении речь? Я попрошу разработчиков проверить.