– Речь обо всех. Но… – его тирада показалась мне искренней, и потому глупо было бы не воспользоваться. Если уж нужно выбрать одно приложение, то пусть это будет то, от которого пострадал Ваня. – Пусть проверят хотя бы «Последний террикон».
– Это? – удивился Молохов. – С ним-то что может быть не так? – Но мой красноречивый взгляд убедил его не спорить. – Ладно. Скажу, чтобы проверили. Теперь, надеюсь, отношения между нами наладятся?
Не знаю, что поразило меня больше – подкупающая искренность в его голосе или непрошибаемая наивность. Я, конечно, приехала из глубинки, но это не значит, что меня можно с такой лёгкостью водить за нос.
– С чего бы? – возмутилась я. – Твои игры по-прежнему зомбируют людей. И обещание что-то там проверить этого не исправляет.
– А что тогда исправляет? – спросил он со всей серьёзностью.
3.4
– Если скажу, чтобы удалил все свои игры и приложения, сделаешь? Это исправляет.
– Тсц… – он недовольно отвёл взгляд. – Вот вроде я объяснял и объяснял… Но что со стеной разговаривал. Какая разница, чьи игры вызовут у них зависимость? Мои или кого-то другого.
– Тогда какая разница, с кем у меня наладятся отношения, с тобой или с кем-то другим? Ладно, всё. Не отвлекай от работы, – я демонстративно разблокировала мобильник.
Молохов вздохнул.
– Один только вид этого раритета вызывает у меня приступ эстетической боли, – пожаловался он. – И почему надо было обязательно отказываться от подарка? Не понимаю.
– Куда уж тебе, – огрызнулась я. – Ты-то привык к другому типу девушек. Не пробовал для разнообразия им ничего не дарить? Глядишь, они бы, может, и в очередь за тобой не выстраивались.
– Выстраивались бы, – возразил он. – Подарками я не покупаю их симпатию. А компенсирую разочарование. Им всегда хочется большего, но приходится довольствоваться дорогими вещами.
– Потому что дорогой кавалер не настроен на серьёзность? – усмехнулась я.
– Почему не настроен? – спросил он обиженно. – Настроен. Просто не с ними.
– А с кем? – любопытство взяло верх, и я отвлеклась от работы и подняла взгляд на вальяжного мужчину за письменным столом. Свет, проходя сквозь панорамное окно, очерчивал его кресло и силуэт. Крепкое телосложение, уверенный взгляд, загорелая кожа. Полубожество в человеческом обличье. Коварное, не обременённое моралью. Ловкое и умеющее расположить к себе.
– С кем, говоришь? – он улыбнулся и впился в меня взглядом. – С кем-то, кто будет меня восхищать и удивлять.
– Заранее сочувствую этой девушке, – съязвила я и снова вернулась к работе.
– А это вообще прибыльно? – спросил Молохов, не желая оставлять меня в покое. – Ну, то, что ты делаешь?
– К чему вопрос? – посмотрела на него с укором. – Прибыльно или нет, на жизнь хватает.
– Я бы платил тебе в разы больше.
– Ты бы со мной не расплатился и в жизнь. Когда уже починят эту дверь?.. – буркнула я, на самом деле зная, что ждать оставалось прилично.
– Зря отказываешься. Подумай. Предложение выгодное и вполне серьёзное. Возьму тебя в штат. Выдам пропуск. Будешь разведывать у меня, что захочешь. Во внерабочее время, конечно же. Плюс зарплата и бесплатные апартаменты через дорогу от офиса. У нас, кстати, и столовая для сотрудников есть. Вряд ли твоя подработка даёт тебе подобные бонусы.
Он рассуждал спокойно и взвешенно, и, наверное, будь на моём месте другой человек, тот вполне мог бы согласиться. Но у меня к Молохову доверие было нулевое. Что бы он ни предлагал, это не было во благо другим. Санкционированное расследование? Да не смешите. К тому времени, как я переступлю порог его офиса, все доказательства и документы переместят как можно дальше оттуда. Ловушка – вот что он мне предлагал.
– Вижу, пока не согласна, – сделал он вывод и снова зажёг проекционный экран футлярного вычислителя. А после начал набирать что-то, бесшумно ударяя пальцами по коврику, куда проецировалась клавиатура. Свет неравномерно мерцал на его смуглом лице, очерчивая мягкие и в то же время мужественные черты. От Игната Молохова веяло неоднозначностью и загадочностью. Будто он играл две роли одновременно – злодея и благодетеля. И если раньше мне думалось, что последняя – показная. То теперь начинало казаться, что он был искренен в обеих.
Я смотрела на него и никак не могла выкинуть из головы его слова о мериле добра и зла. И о том, что его мерило отличалось от моего. Его равнодушный взгляд на беды, в противовес моему гневному, был убедительным доказательством наших различий. Но откуда эти различия родом, вот что мне захотелось понять.