— Другого нет, но мне приятно, что ты за меня переживаешь, — улыбнулся я.
— Я не переживаю. Это просто любопытство. — Она скользнула взглядом к моей ноге и вдруг вскочила и забрала у меня чашку: — Черт, Раф, у тебя кровотечение! Ложись на диван и стягивай джинсы!
А сама умчалась в комнату. Я же поморщился, глядя на расползавшееся по ткани кровавое пятно. Да что ж я все никак не регенерирую!
— Ну что ты стоишь? — возмутилась Наташа, вернувшись с аптечкой. — Быстрее!
Пришлось подчиниться. Я стянул джинсы, оставшись в боксерах и футболке.
— Блин, Раф, твои вещи нужно постирать, — поморщила она нос. — Снимай и футболку.
Я продолжил хмуро повиноваться, а она принялась менять повязку и обрабатывать рану.
— Швы вроде бы целы, кровоточит изнутри… Потерпи.
— Терплю…
— У тебя нет проблем со свертываемостью?
— Нет.
— А хируг, кстати, что? Ты договорился с ним?
— Договорился…
Наташа ловко орудовала ножницами и антисептиком, а вскоре заново перевязала мне ногу.
— Антибиотики он тебе не выписал?
— Нет.
— Вот, гад… Антибиотики нужны. — Она подняла на меня взгляд: — Придется ехать за ними. Мне. А тебе — лежать тут.
Я скептически вздернул бровь:
— Серьёзно?
— Без лечения ты помрешь от инфекции. Кстати. Тебя что, правда звать Серафим?
— Правда.
Она улыбнулась:
— Думала, ты пошутил.
— Нет.
Хоть Наташа рядом и облегчала тяжесть мыслей, меня все равно озадачило тем открытием, что я поизносился ГОРАЗДО сильнее, чем думал. Кровотечение? У меня? После того, как пулю вытащили? Я перебирал в голове варианты причин, и все никак не мог поверить, что, вероятнее всего, мне пора на пенсию.
— Раф, держи, — Наташа протянула мне плед и задержалась на мне настороженны взглядом. — Тебе плохо? Раф, может, в больницу?
— Нет, со мной всё нормально, — моргнул я и отложил плед в сторону. — Просто дал нагрузку.
— Лежать! — неожиданно гаркнула Мышка на мою попытку встать. — Тебе нельзя ходить! Только поменяла повязку!
— А что ты мне предлагаешь?.. — растерялся я.
— Раф, я не предлагаю, — начала было вкрадчиво пищать Мышка, но уже на следующей фразе принялась наращивать децибелы: — Я сказала тебе лечь. И лежать. И не беси меня, а то отхожу сковородкой! Хватит тут уже истекать кровью! Думаешь, я тут об этом мечтала?! Перевязывать все лето беглых агентов национальной безопасности?!
— Спокойно, — вскинул я руки. — Я ложусь, ложусь…
— Ногу устраивай и не шевели ей, — продолжила командовать она хорошо поставленным властным голосом. — А я поеду за антибиотиками. И продуктами. И даже не заикайся, что ты с чем-то не согласен! И, да, никуда я не сбегу. Мне вчерашнего хватило! Такой дурой я себя ещё не чувствовала. Да и дом я тебе не оставлю, и кошку свою — тоже, понял?
— Понял, — кивнул я как можно серьёзней, но когда она отвернулась, мою морду перекосило от нервной усмешки.
— Черт, котлеты горят! — взвизгнула она и бросилась к печке.
— Я пытался тебе сказать последнюю минуту….
— Заткнись!
*****
Вот же, черт! Вот же, черт!
Я уже несколько минут стояла с открытым шкафом и жмурилась вместо того, чтобы смотреть внутрь.
«Так, спокойно. Мой дом — моя крепость. Все. И Мушка».
Мушка, кстати, снова предала наше с ней одиночество и устроилась на животе у Рафа. Когда я вышла в гостиную, она возвестила об этом громким мурчанием. Будто хвасталась. Или предлагала присоединиться.
— Блин, знала бы я, Мушка, что ты ветреная такая, — проворчала я и взглянула на Рафа с тарелкой в руках. Он как раз дожевывал последнюю котлету. — Ты только не давай ей обычную еду. У нее особый рацион, который ей назначил врач.
— Она об этом ничего не сказал, — виновато поморщился Раф. — Съела половину котлеты. Вчера и только что.
11
— Ну ещё бы она сказала! — фыркнула я и огляделась в поисках ключей от машины. — Пожелания будут?
— В плане? — насторожился он.
— В плане еды. Может, ещё тебе нужно что-то?
— На твое усмотрение.
— Шмотки в стирке, приеду развешу. Надеюсь, кровавое пятно отстирается.
— Во сколько ты вернешься? — уточнил он, когда я проходила мимо.
— Часа через три, наверное. Как пойдет.
— То есть, часов через пять я точно буду знать, что ты меня кинула, — усмехнулся он, но как-то напряженно. Будто больно ему.