Когда мой голос затих, повисла тяжелая тишина. Наташа смотрела на меня большими блестящими глазами, и взгляд ее дрожал.
— Но…. — добавил я хрипло, — это — только моя позиция. Я хочу, чтобы ты ее знала.
— Хорошо. — И она потерла лоб, судорожно вздыхая. — Моя позиция следующая: ты мне очень нравишься. Пожалуй, я даже влюблена в тебя. Да. Но мне страшно узнать, что мы с тобой залетели. И я даже думать боюсь об этом… А вот то, что — ты не боишься, мне очень нужно было услышать. Спасибо.
— Тогда давай решать проблемы по мере поступления.
— Ладно. А какие у нас сейчас проблемы?
— Вылечить твою дочь. Поставить на место бывшего мужа. Доделать забор.
Мышка прыснула и снова завела двигатель.
До домика на отшибе мира мы доехали за пару часов. Настроение Мышки улучшилось. Я же старался запихать свою озабоченность всем происходящим поглубже. Громов молчал о ходе поисков и не отвечал на звонки, а мне приходилось присматриваться и прислушиваться ко всему, помимо реальности. Мало ли, где сейчас Сорока…
Но ничто не помешало нам и не нарушило планов. Погода стояла теплая, тихая, а вечер обещал быть душным и наполненным густыми летними ароматами. Где-то в зарослях репейника цвела ночная фиалка, жужжали шмели и трещали кузнечики. Казалось, эту жизнь можно было осязать, пить, грызть и облизывать, развалившись на траве и прикрыв блаженно глаза. Как же тут хорошо…
Наташа вспорхнула на крыльцо и поспешила накормить визглявую кошку, которая, судя по ее вою, убеждала округу, что не ела по меньшей мере полгода. Я же взялся за ремонт забора с удвоенной прытью. Только это все не помогало выбросить тяжелые мысли из головы.
Я постоянно ловил себя на том, что думаю о прошлой ночи, и, несмотря на тепло, меня знобит от пережитого. Пока я был погружен с головой в спасение Наташи и угрозу ее жизни, не прислушивался к себе. А сейчас же меня окатывало волнами страха.
«Сорока меня парализовала, заперла в звере, не дала даже головы поднять…» — надсадно билось в мозгу.
— Раф.…
Я вскинул голову над забором и увидел Наташу. Она стояла босиком на траве в безразмерном джинсовом комбезе и клетчатой рубашке, с распущенными волосами и обеспокоенным взглядом. Такая уютная…
— Я тебя не трогала, пока ты тут надрывался, — продолжила она укоризненно, — но уже семь вечера. Твоя терапия ещё не закончилась? Может, отложить ее до завтра и сделать перерыв?
Я тяжело сглотнул, только тут замечая, как пересохло в горле, и перевел взгляд на забор. Мда. Разогнался я с душевными переживаниями нехило. Оставалось только покрасить.
— Знаешь, я на таком топливе тебе весь дом могу отстроить ко вторнику, — пошутил я, но Наташа только удрученно вздохнула:
— Пошли.
Ну разве могло быть что-то лучше прохладного освежающего душа, Наташи в руках и дома, наполненного вечерним солнцем и запахом ужина?
— Может, ты все же поделишься со мной, Раф? — тихо предложила она, сидя на моих коленях.
Я опомнился, что так и держу ее в объятьях уже какое-то время и пялюсь в окно.
— Если бы это было так просто… — хрипло выдавил я.
— Это тебя жрет. Ты то работаешь до упаду, то зависаешь… Ты меня беспокоишь.
— Меня не отпускает то, что дело не закрыто, — признался я. — И что опасные преступники всё ещё на свободе. Их так и не нашли несмотря на все усилия, и с каждым днем шанс все меньше. И мои семь месяцев и ПТСР впридачу теперь становятся напрасными. Все было зря…
— Не было, — тихо заметила она.
— Что?
— Мы с тобой встретились благодаря всем этим стечениям обстоятельств… Прости, это глупо.
— Нет, не глупо, — нахмурился я. — Я понимаю, что ты хочешь сказать. И да, это имеет смысл.
И я снова сжал ее в объятьях.
— Мышка, я справлюсь, — прошептал. — Ты же видела чудеса заживления ран? Наверняка, нам что-то выдают и для головы, нужно просто в пакете посмотреть…
— Дурак ты, спецагент, — усмехнулась она и поцеловала. Задумчиво, заботливо и так нежно, что у меня…
…снова вырвалось рычание из груди.
Мать твою!
Я закашлялся, и Наташа настороженно отпрянула.
— Раф.…
— Бронхит, наверное, — просипел я.
— Я вырастила двоих детей, — возразила она, глядя на меня с сомнением. — Бронхит так не звучит.
— Думаешь, пневмония? — со всей серьёзностью поинтересовался я.
Вместо того, чтобы слушать мой бред, Наташа приказала мне лечь на диван и приложила ухо к груди: