в последний раз, и довольно срочно.
Реджинальд: Что случилось?
Фредерик: Где в двадцать первом веке
покупают кухонную утварь? И не
мог бы ты объяснить, как туда добраться?
Реджинальд: ОХ ЧЁРТ. Мы забыли
купить кастрюли и сковородки, да?
Фредерик: А ещё мне нужно в последний
раз одолжить твою маленькую
пластиковую денежную карточку
Я подозревала, что владельцы «Госсамера» изначально хотели сделать из него модную кофейню в духе хипстеров — с выступлениями инди-групп по выходным и местным искусством на стенах. Заведение находилось в старом здании, которое чикагские экскурсоводы наверняка называли бы архитектурно значимым: с красивыми витражными окнами, выходящими на улицу, и чистыми линиями в духе Фрэнка Ллойда Райта. Мебель была в стиле «винтаж из комиссионки», а названия всех кофейных напитков начинались с «Мы...» и заканчивались каким-нибудь вдохновляющим прилагательным.
Никто из нас, сотрудников, так и не понял, зачем кофейне, обслуживающей в основном финансистов в костюмах, понадобились эти хипстерские названия для абсолютно стандартных напитков. Потому что, несмотря на изначальные планы владельцев, район вокруг «Госсамера» был куда более «костюмно-галстучный», чем хипстерский. Благодаря расположению — прямо у станции «Браун-лайн» — большинство наших клиентов были офисные работники, спешащие в центр или обратно, а иногда для разнообразия попадались и студенты.
Конечно, я бы с куда большим удовольствием работала в настоящей хипстерской кофейне. Но работа есть работа. И эта, ко всему прочему, ещё и платит неплохо. Даже несмотря на отвратительную еду и дурацкие названия напитков.
Когда я пришла на вечернюю смену, с ужином было туговато. Обычно к шести вечера большая часть готовой еды в «Госсамере» уже была раскуплена. Из оставшихся сэндвичей — только унылый, размякший бутерброд с арахисовой пастой и джемом и нечто с хумусом и болгарским перцем на пшеничном хлебе. Честно говоря, поставщик готовой еды в «Госсамере» явно был в ссоре и со вкусом, и с текстурой. До начала смены оставалось минут пятнадцать — как раз хватало времени, чтобы быстро перекусить. Я взяла сэндвич с хумусом и перцем — из двух зол менее трагичное — и направилась к одному из столиков в глубине зала.
В кофейне был всего один клиент — мужчина лет тридцати пяти, с тёмно-русыми волосами и чёрной федорой, надвинутой так низко, что половина лица скрывалась под полями. Перед ним стояла кружка с чем-то горячим и парящим. Я почувствовала его взгляд на себе, когда шла к своему привычному столику в углу.
Он прочистил горло.
— Хм, — произнёс он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Дай-ка подумать.
Теперь он откровенно пялился на меня, слегка наклонившись вперёд, со странным, расчётливым выражением. Интонация, поза, взгляд — всё в нём говорило о том, что он меня оценивает. Не сексуально, не хищно, а скорее как интервьюер, решающий, подхожу ли я на должность. Но от этого было не менее жутко.
Я бросила взгляд на входную дверь, надеясь, что менеджер Кэти вот-вот появится.
Через несколько секунд мужчина кивнул, будто принял решение.
— Не понимаю, чего он так волновался. Ты, скорее всего, справишься.
Похоже, собеседование подошло к концу — он снова уткнулся в телефон.
Иногда по вечерам в «Госсамере» действительно заходили извращенцы. Издержки профессии. Обычно я их игнорировала, а если становилось совсем странно — вызывала Кэти. Но после переезда я была слишком уставшей и выбитой из колеи этим странным диалогом, чтобы промолчать.
На свою голову, я всё-таки вмешалась:
— Что вы сейчас сказали?
— Я сказал, что ты справишься, — отозвался он, не отрывая взгляда от телефона, явно раздражённый тем, что его прервали.
— Что значит «справишься»?
— Именно то, что я сказал. — Он взглянул на меня и ухмыльнулся. Отодвинул стул и встал. И только сейчас я заметила, что на нём длинный тёмно-синий плащ до пола, который ужасно смотрелся с чёрной федорой. Под ним — ярко-красная футболка с надписью: Конечно, я прав. Я же Тодд!
Ну, наверное, не извращенец. Просто очередной городской чудак. Таких у нас тоже хватало.
— Мне пора, — объявил он с важностью, явно ни к чему не нужной. — Меня ждёт друг в Crate & Barrel.
Когда я снова подняла глаза, его уже не было. Единственным подтверждением того, что он вообще существовал, осталась кружка с его напитком — ещё дымящийся We Are Legion, самый дорогой капучино из всего нашего меню. Абсолютно нетронутый.