● Краткий курс мировой истории за последние сто лет.
Разумеется, подытожить целый век мировой истории я бы никак не смогла. Но даже оставив это за скобками, список был неполным. Если Фредерик действительно хочет вписаться в жизнь Чикаго XXI века, то первым делом ему нужно избавиться от костюмов-троек, шейных платков и ботинок с перфорацией — и обзавестись чем-то более современным и менее формальным.
Я-то думала, он и сам уже понял, что одевается, как второстепенный персонаж из старой исторической драмы, и что ему предстоят кардинальные перемены. Но раз «Уроки моды» в списке не значились — видимо, я ошибалась. Я быстро приписала сверху: «Шопинг — новый гардероб?», чтобы не забыть. Остальное выглядело вполне подходящим для начала. С парой корректировок я могла бы без труда охватить его основные тревоги.
Я мало что знала о TikTok, но зато могла показать ему Instagram. Возможно, даже объяснять интернет окажется весело. Я аккуратно сложила письмо и список, убрала их обратно в конверт и уже мысленно прикидывала, с чего лучше начать обучение.
Когда я потянулась за вторым конвертом, под ним обнаружился длинный узкий футляр в золотисто-серебристой обёртке — подозрительно похожий на подарок. Неужели Фредерик снова решил устроить мне «подарок на переезд»? Я вскрыла конверт и достала листок. Письмо состояло всего из трёх слов.
Дорогая Кэсси,
Для твоего творчества.
Искренне твой,
Фредерик
С трудом сглотнув, я подняла длинный узкий футляр и аккуратно разорвала обёртку. Бумага была плотной и чуть маслянистой на ощупь. Внутри оказалась коробка бледно-кремового цвета с тёмно-зелёным логотипом Arthur & Bros. на дне. Это легендарный магазин художественных принадлежностей с филиалом у Чикагского университета, известный по всему миру своими кистями и карандашами высочайшего качества.
Я приподняла крышку. Внутри лежал набор из сорока восьми роскошных цветных карандашей — от нежно-розового до синего такой глубины, что он почти казался чёрным. Я не пользовалась цветными карандашами со школы и не была уверена, найду ли им применение.
Но трогательность подарка была очевидна.
Я задумалась, как ему вообще удалось их достать, учитывая, что Хайд-Парк далеко, а он, похоже, не до конца понимает, как оплачивать покупки.
Я велела себе не придавать значения тому, что может скрываться за этим щедрым и продуманным подарком.
Но не слишком преуспела.
Я вытащила ручку и клочок бумаги из сумки и быстро нацарапала ответ:
Привет, Фредерик!
Твой список мне нравится — отличное начало.
Но нам нужно ещё поработать над твоей одеждой. Она, конечно, красивая, но слишком бросается в глаза — и, думаю, не так, как тебе хотелось бы.
Нам стоит вместе сходить по магазинам. Я покажу тебе, что купить, чтобы никто не подумал, будто с тобой что-то не так.
И огромное спасибо за карандаши. Они потрясающие.
Искренне твоя,
Кэсси
Я долго смотрела на последние слова, прежде чем решилась оставить записку для него на кухонном столе.
В этом ведь не было ничего странного, правда? Ничего такого, что тянуло бы на «худшую идею на свете» — подписать «Искренне твоя, Кэсси» в ответ на его «Искренне твой, Фредерик».
Я же просто вежливая. Просто хорошая, внимательная соседка.
Не было ни единой причины, чтобы моё сердце вдруг заколотилось при мысли, как он ночью прочитает записку и улыбнётся — так широко, что у него проступит эта убийственная ямочка на щеке.
Совершенно никаких причин.
Но оно всё равно колотилось, когда я оставила записку на столе спустя пять минут.
К семи вечера я уже была в Living Life in Color.
Поскольку большинство художников днём работали на обычных работах, по вечерам и в выходные студия оживала, и сейчас там яблоку было негде упасть. Моё любимое место за большим общим столом было занято.
— В глубине свободна кабинка, — сообщил Джереми, который, казалось, жил в студии, из своей позиции во главе стола.
— Там, где лампа нормальная, или где сломанная?
— Джоэн во вторник починила.
— Правда? — я удивилась. Студия еле сводила концы с концами, и обычно Джоэн считала всё, что не требовалось по закону, ремонтом на «никогда».
— Вот и я удивился, — усмехнулся Джереми. — Так что теперь там всё в порядке.
Мой проект для выставки складывался в голове кусочками последние несколько дней, но окончательно оформился сегодня — когда я вошла в свою спальню и увидела пейзажи с озером Мичиган на том самом месте, где когда-то висела та ужасная сцена с лисоохотой. Картина Фредерика была отвратительна, но ведь не всё искусство о жизни в английской деревне XVIII века было безнадёжным — по крайней мере, если мои курсы в Лондоне давали хоть какое-то представление.