По жёстко сжатой челюсти было видно, что он хотел сказать больше, но лишь сжал губы и снова посмотрел на альбом для рисования, разложенный перед нами на журнальном столике. Впервые до меня по-настоящему дошло, как одиноко должно быть — жить вечно, наблюдая, как все вокруг стареют и умирают.
Может, именно поэтому он держался за Реджинальда. Наверное, иметь хоть что-то постоянное из своего прошлого приносит утешение — даже если это «что-то» временами ведёт себя как осёл.
— Каким был твой родной город? — спросила я.
Он уже рассказал мне за эти несколько минут больше о своём прошлом, чем за всё время нашего знакомства, и часть меня тревожно гадала, не перегибаю ли я, продолжая спрашивать. Но он по-прежнему оставался для меня загадкой, даже спустя столько недель. И теперь, когда он сам заговорил о прошлом, я просто не могла остановиться.
Если его это и напрягало, он никак не показал.
— Я не так много помню, — признался он. — Я помню чувства. Свою семью, нескольких близких друзей. Некоторые любимые блюда. Я раньше обожал еду
— Он улыбнулся с лёгкой грустью. — Помню дом, в котором жил.
— Какой он был?
— Маленький, — сказал он, усмехнувшись. Окинув взглядом свою просторную гостиную, добавил: — В эту квартиру, наверное, три таких дома влезло бы. А нас там жило четверо.
— В Англии триста лет назад не было особняков на полдеревни?
Он покачал головой, всё ещё улыбаясь.
— Нет. Особенно в той деревушке, где я вырос. Ни у кого не было ни денег, ни ресурсов, чтобы строить что-то больше необходимого — лишь бы укрыться от непогоды.
Я вспомнила то немногое, что знала об архитектуре Англии восемнадцатого века из курса истории искусств, и почти смогла представить себе дом Фредерика: крыша, возможно, соломенная, простые деревянные полы.
Как мальчик, выросший в таком месте, оказался здесь — в роскоши и великолепии, в шикарной квартире за океаном — спустя сотни лет? Его рассказ только подогрел моё любопытство. Но он откинулся на подушки дивана, скрестил руки на груди — и стало ясно, что на сегодня он сказал всё, чем был готов поделиться.
Но мне не обязательно было замолкать в ответ. После того, как он рассказал о своей сестре, мне тоже захотелось открыть ему хоть что-то о себе.
— Я рада, что она у тебя была. Пусть и недолго, — тихо сказала я.
— Я тоже.
— У меня нет ни братьев, ни сестёр.
Его взгляд, скользнувший по моему раскрытому альбому, поднялся и встретился с моим.
— Наверное, тебе было очень одиноко в детстве?
— Нет, — честно ответила я. — У меня было воображение и друзья. — Единственным настоящим минусом отсутствия братьев и сестёр было то, что рядом не оказалось никого, кто мог бы отвлечь родителей от меня — и моих бесконечных ошибок. Но после того, чем поделился он, мне не хотелось жаловаться. Моя глупая вина единственного ребёнка — последнее, что Фредерику сейчас нужно.
Мы замолчали, но это молчание оказалось удивительно уютным. Его взгляд снова опустился на альбом, только теперь он был рассеянным.
— Я бы хотел узнать больше о твоей жизни, Кэсси, — сказал он, сглотнув; кадык дёрнулся на его горле. — Я хочу знать о тебе больше. Я хочу… я хочу знать всё.
Тихая, но напряжённая искренность его тона пронзила меня насквозь. Что-то в комнате изменилось: воздух, атмосфера — и само ощущение того, кем мы становимся друг для друга.
Я уставилась в альбом — он вдруг стал единственным безопасным местом в комнате, куда можно было прятать взгляд.
Глава 13
История поиска в Google мистера Фредерика Дж. Фицвильяма
— как целоваться, если прошло триста лет
— как понять, что она хочет, чтобы ты её поцеловал
— плохо ли целовать свою соседку по квартире
— плохо ли думать о сексе или заниматься сексом с соседкой по квартире
— отношения с большой разницей в возрасте
— лучшие мятные конфеты
[ЧЕРНОВИК ПИСЬМА, НЕОТПРАВЛЕН]
От: Cassie Greenberg [csgreenberg@gmail.com]
Кому: David Gutierrez [dgutierrez@rivernorthgallery.com]
Тема: заявка на участие в выставке Contemporary Society