— О, Кэсси… — в его голосе звучало неподдельное сочувствие. Его ладонь всё ещё лежала на моей, заземляла. Я отчаянно надеялась, что он не уберёт её. — И это всё, что тебя так мучает?
Я тяжело вздохнула.
— Я так облажалась, Фредерик.
— Людей постоянно откуда-то отклоняют, Кэсси, — сказал Фредерик после паузы, задумчиво. — В каком-то смысле, меня вообще отклонил весь прошлый век.
— Это не одно и то же.
— Ты права. То, что сделал я, было хуже.
— Почему хуже?
Его глаза лукаво блеснули.
— Я выпил то, что предложил мне Реджинальд на вечеринке. Как дурак. Вот уж действительно облажался.
Я невольно всхлипнула и засмеялась сквозь слёзы. Слышать, как Фредерик использует современный сленг, было всё равно что увидеть малыша с накладными усами. Он улыбнулся, довольный моей реакцией.
А потом вдруг стал серьёзен.
— Если тут кто и облажался, Кэсси, так это комиссия, отказавшаяся принять на выставку художника с видением.
Я моргнула, ошеломлённая силой его похвалы.
— Тебе не нужно так говорить.
— Я никогда не говорю того, чего не думаю.
Прежде чем я успела что-то ответить, он достал из кармана небольшой кусочек ткани, открыл кран и промочил его водой, бормоча себе под нос.
— Что ты делаешь?
— Кажется, сейчас никто не носит носовых платков, — задумчиво заметил он. — Жаль. Они куда лучше тонких бумажных салфеток, которыми все пользуются теперь. А теперь закрой глаза.
Он повернулся ко мне с выражением сосредоточенности. Его взгляд скользнул к моим глазам, точнее — к размазанной туши под ними.
Меня охватило смущение.
— Фредерик, ты не должен…
— Закрой глаза, Кэсси.
В его тоне не было места возражениям. Эта твёрдая настойчивость тронула во мне что-то древнее, первобытное, что умело лишь подчиняться. Свободная рука коснулась моей щеки, мягко приподняв лицо. Все нервные окончания вдруг сосредоточились там, где он дотронулся до меня. Глаза сами собой закрылись.
— Что это за чёрное вещество, которым ты разрисовала лицо? — тихо спросил он, осторожно стирая разводы платком. Его лицо было так близко, что я чувствовала каждый его неглубокий выдох. — Никогда не видел такого косметического средства.
У меня пересохло во рту.
— Это… тушь.
— Тушь, — повторил он с лёгким отвращением. Но я едва это заметила. Всё внимание было приковано к нежным движениям его пальцев под моими глазами и лёгкому нажатию руки на щеке. В тесной комнате словно исчез кислород. Моё сердце грохотало в ушах.
— Это отвратительно, — добавил он.
— Мне тушь нравится.
— Почему?
Его платок коснулся уголка моего глаза, где следы были особенно сильными. Он наклонился ещё ближе, вероятно, чтобы рассмотреть. От него пахло вином и кондиционером для белья. Я словно забыла, как дышать.
— Она… делает меня красивой.
Его рука замерла. Когда он снова заговорил, голос был таким тихим, что я едва расслышала:
— Тебе не нужны косметические средства для этого, Кэсси.
Мир вокруг растворился: шум вечеринки, капли воды из душа. Остались только его нежные прикосновения и бешеный стук моего сердца. Спустя — минуту, а может, час — он отложил платок на раковину и шагнул ближе. В тесном пространстве наши колени соприкоснулись. Глаза мои были всё ещё закрыты. Живот сжался от предвкушения и страха. Я знала: стоит их открыть — и всё изменится. Я облизнула губы — и услышала, как он резко вдохнул.
— Разводы убрались? — мой голос дрожал, я чувствовала себя в двух шагах от того, чтобы рассыпаться на части.
Его рука уверенно лежала у моей щеки.
— Да. Их нет.
Фредерик стоял так близко, что его слова были прохладными потоками воздуха на моих губах. Я вздрогнула; желание, чтобы он придвинулся ещё ближе, было почти невыносимым.
— Открой глаза, Кэсси.
Его губы коснулись моих ещё до того, как я успела подчиниться. Нежное давление выбило дыхание из груди и смело последние сомнения — хорошая ли это была идея. Его рука скользнула к моему подбородку, мягко приподняла его, позволяя ему углубить поцелуй. Я была переполнена ощущениями и могла только отвечать ему. Руки сами собой скользнули по его широкой груди и ухватили концы воротника. Под пальцами чувствовалась мягкая ткань рубашки. Моё прикосновение вызвало тихий стон у него в горле. От этого у меня закружилась голова, и желание вспыхнуло с новой силой.
— Здесь нельзя, — выдохнула я, прижимаясь к его губам. Это звучало скорее как формальность — ведь за дверью шла вечеринка, и это была ванная Сэма. Но я знала: мы не остановимся.