— А вот и папка наш! — вырвалось у меня.
— Где-где⁈ — засуетился Егорка, подпрыгивая вверх, чтобы увидеть своего отца.
— Да-да, вижу! — возбуждённо воскликнул сын и побежал вперёд к подъезду по плохо расчищенному от снега тротуару.
На душе у меня было и радостно, и тревожно одновременно. Что он сейчас мне скажет: вернулся, не вернулся, может пришёл обговорить условия развода, может ещё что-нибудь?
С сильно бьющимся сердцем я подошла к нашей двери и вставила ключ в замочную скважину.
— Ура-а! Папка, ты вернулся! — оттолкнув меня, ворвался в прихожую Егорка и кинулся к Глебу, уже встречавшему нас в проёме комнатной двери, ведшей в большую гостиную.
— Привет, Глебушка! — только и проговорила я, тревожно заглядывая в его большие серые глаза.
— Привет, Егорка, — ответил мой муж и неожиданно опустившись на корточки, обнял нашего сына.
Если бы сейчас в нашей квартире появилась шаровая молния, я была бы менее удивлена, чем то, как сейчас поразил этот его поступок. Он никогда так не обнимал Егорку с момента его рождения! Конечно, брал на руки, чуть приобнимал… Но, чтобы так!
— Что-то случилось, Глебушка⁈ — не спуская с них глаз, я разделась и, машинально надев тапочки, подошла и, чуть склонившись над ними, заключила их в свои объятия.
— Пойдёмте ужинать, — неожиданно привычно-спокойным голосом произнёс Глеб и, поднявшись с корточек, добавил: — Я уже приготовил нам на ужин куриные крылышки и жареную картошечку.
— Ура-а, как я люблю! — опять радостно завопил Егорка и побежал в ванную мыть руки.
— Глебушка, ты совсем вернулся? — с робкой надеждой спросила я, не сводя глаз со своего красавца-мужа.
Глеб в это время доставал из аэрогриля аппетитно запечённые крылышки, обсыпанные поджаренным кунжутом. Он укладывал их на большое, белое блюдо.
— Давай мы с тобой позже поговорим, — как-то непривычно-будничным тоном произнёс он. — Сейчас поедим, поиграем с Егоркой, уложим его спать, а там и поговорим.
— Хорошо, давай, — согласилась я, понимая, каких это мне будет стоить усилий — выдержать эту неизвестность. — Только скажи мне, пожалуйста, одно — ты теперь будешь здесь жить и ночевать?
— Скорее всего — да, — как-то задумчиво ответил он. В груди меня сжалось от неизвестности.
Весь вечер мы были одной прекрасной семьёй. Егорка впервые в жизни ездил верхом на отце, всё-время обнимал его, просился на коленки. Глеб же сам тоже был похож на расшалившегося мальчишку и валяясь с сыном на пушистом ковре, веселился с ним так, как не делал этого никогда. Я старалась незаметно снимать это на телефон, чтобы потом показать маме и свекрови. Ну, может ещё кому-то из близких. Но главное — я снимала это для себя и для Егорки…
— Время уже половина одиннадцатого, — с сожалением произнесла я, глядя на часы.
— Ого, всё, Егорка, тебе пора спать, — продолжая посмеиваться произнёс Глеб, стаскивая с себя сына. Затем подхватил его под мышку и понёс в ванную. Я ошеломлённо следила за ними, потому что раньше Глеб никогда не мыл Егорку перед сном. Оказывается, он всё это прекрасно умеет делать!
Егор уснул не сразу. Глеб прилёг рядом с ним на его кроватку, подставив под свои длинные ноги табуретку и принялся читать ему книжку про Незнайку. Я в это время убралась на кухне и приняла душ. Сидя за чашкой ромашкового чая в своём любимом махровом халате на кухне, я ждала, когда Егорка уснёт и Глеб придёт ко мне на кухню. Нет ничего хуже неизвестности и ожидания! Именно эти два чувства сейчас боролись между собой у меня в груди. И ромашковый чай никак не помогал.
Вот на пороге кухни почти неслышно появился Глеб.
— Хочешь чаю или кофе? Чайник вскипел только что, — я сделала попытку вскочить со стула, но он махнул рукой:
— Сиди, я сам.
Он тоже заварил себе ромашку и сел, по привычке, напротив меня. Я замерла в ожидании. Он посмотрел на меня своим долгим взглядом. Господи, какие же у него красивые глаза! Такие чувственные губы! Только почему же за весь вечер он меня ни разу даже не обнял⁈ Больше не любит⁈ Тогда почему сказал, что останется с нами жить⁈
— Глебушка, не мучай меня этой неизвестностью! — умоляюще почти простонала я, потирая пальцами виски. — Что происходит⁈ Мы разводимся или нет⁈
— Скорее всего — нет, — чётко ответил он и пригубил бокал с ромашковым чаем.
— Так ты остаёшься жить с нами⁈
— Скорее всего — да. И не кричи так, Егорка спит, — негромко осаживает он меня.
Но у меня просто мозг кипит от этих его «скорее всего». В смысле — «скорее всего»⁈ Что за фигня⁈ С трудом сдерживая себя, стараюсь говорить спокойно: