— Переодевался, — негромко поправляет её начмед Муранов и кидает на неё быстрый презрительный взгляд.
Ох, уж эти мне подковёрные игры!
На оперативке внимательно разглядываю каждого из двадцати двух заведующих, слушаю их доклады за сутки, делаю пометки в блокноте.
— Ещё раз, что там с больным Фирсовым? — настороженно смотрю на заведующего отделения реанимации и интенсивной терапии.
— Поступил час назад после ДТП. Множественные травмы, почти несовместимые с жизнью. Ребята работают с ним, пока, вроде, держится, — торопливо докладывает крепкий, лысоватый мужчина за сорок. Узнаю по голосу одного из той троицы, что проходила в тот момент по холлу.
— Дождитесь меня после оперативки, — киваю я ему. — Покажите отделение и этого больного. Григорий Иванович, пойдёте с нами.
— Хорошо, — кивает в ответ начмед.
Заканчиваю оперативку через десять минут. Все, кроме начмеда и завтравматологии, быстро покидают мой кабинет.
— Ольга Васильевна, чашку чёрного кофе с сахаром быстренько на троих, — убираю палец с кнопки внутреннего телефона и обращаюсь к заведующему отделением реанимации: — Как вас зовут?
— Вадим Русланович, — коллега выжидательно смотри на меня.
— Какой, по-вашему, прогноз по этому пациенту после ДТП?
Тот пожимает плечами: — Пятьдесят на пятьдесят.
— Понятно, — киваю я. В это время в дверях без стука появляется секретарша с подносом в руках. На ней красивая юбка из струящегося материала и чёрная, полупрозрачная блузка. Кидает на меня вполне себе обычный взгляд и быстро ставит блюдца с чашечками кофе и кофейными ложечками перед каждым из нас. Тут же появляются блюдце с нарезанными ломтиками лимона и специальной вилочкой, небольшая сахарница, доверху наполненная кусочками сахара, Комната наполняется превосходным сочетанием ароматов кофе и лимона.
— Спасибо, Ольга Васильевна! В следующий раз стучитесь в дверь, прежде чем войти, — бросаю я вслед секретарше и киваю своим коллегам за столом: — Давайте, коллеги, быстренько по чашке кофе и пойдёмте в отделение, посмотрим как там дела и этого пациента заодно.
В отделение мы дошли за пять минут. Надели при входе на себя одноразовые халаты, бахилы. В отделении было чисто, светло, персонал занимался каждый своим делом, поглядывая на нас с разных сторон. В палатах интенсивной терапии находились несколько специальных медицинских кроватей с подведённым к ним оборудованием. Мониторы мигали разными огнями, с них можно было считать различные показатели жизнедеятельности организмов. Но кроватях лежали голые мужчины и женщины. Кто-то был в сознании, кто-то на аппарате искусственной вентиляции лёгких.
Я подошёл к троим больным, находившимся на ИВЛ. Двое находились в состоянии медикаментозного сна, а вот женщина лежала привязанная к кровати и смотрела на нас умоляющими глазами. Под неё и под теми двумя больными специальные чехлы-наматрасники, на которых они лежали, были мокрыми от мочи. Стоял характерный запах.
Подошёл поближе и она задвигалась, застонала, словно хотела, что-то сказать.
— Хотите что-то сказать? — негромко спросил у неё я.
Она быстро-быстро заморгала и на глазах появились слёзы. Трубка от ИВЛ не давала ей возможности говорить.
— Сколько дней она на ИВЛ? — спросил я у заведующего.
— Четвёртый день, — быстро ответил тот, заглянув в свой рабочий блокнотик.
— А в сознании?
— Третий день, вроде бы, — пожал плечами Вадим Русланович.
Я склонился к голой пациентке. Видно было, что кожа её была синюшной и покрылась пупырышками от холода.
— Почему привязана? Беспокоится? — я посмотрел на завотделением.
— Да, есть немного, — осторожно ответил тот. — Для профилактики.
— Сможете написать, что вас беспокоит? — спросил я у пациентки, доставая из кармана халата ручку и свой блокнот. Женщина опять быстро-быстро заморгала глазами с надеждой глядя на меня.
— Правой рукой пишите?
Она вновь заморгала глазами.
— Развяжите ей правую руку, — скомандовал я заведующему отделением.
— Да ну, Лев Романович, не нужно! Она беспокойная, дёргается всё время, ещё что-нибудь повредит себе. Пойдёмте, лучше других пациентов посмотрим, — недовольно проговорил Вадим Русланович, пытаясь увести меня от беспокойной больной.
— Раздевайся догола, — приказал я ему и сам принялся развязывать правую руку женщины.
— Что⁈ Я не совсем понял, что вы мне сейчас сказали, — ошеломлённо спросил завотделением. Начмед молча стоял рядом и ни во что не вмешивался.