— Айлин, так не больно? — повторил сводный брат и нахмурился.
— Нет, — быстро отозвалась я и вытянула руку.
— Странно… Мне показалось, что ты как будто нервничаешь. Твои бета-колебания такие… взволнованные, что ли.
— Это остаточное после падения, — торопливо соврала я, усилием воли приглушая эмоциональный фон.
Мой сводный брат — цварг, он многое считывает «из воздуха», и он точно не идиот. Я не могу проколоться и выдать всю глубину своих совершенно неуместных чувств. Этот мужчина столько лет заботился обо мне как о младшей сестре, носил на руках, делился едой и просто оберегал, а я тут — нате! Свалюсь на голову со своей неуместной и никчёмной влюблённостью… Ему уже тридцать, невесту скоро выбирать.
— Так, я за аптечкой. Сейчас. Готовь свои руки, — быстро добавила, вставая с кровати.
Я метнулась к шкафу, где держала всё необходимое. Когда ты случайно можешь кого-то порезать, волей-неволей заводишь привычку держать в комнате аптечку. Серебристый пластиковый кейс с голубым шприцом на крышке был заполнен всем, что могло понадобиться: антисептики, бинты, стерильные салфетки, медицинские пластыри, антибиотики, мази и даже пара шприцев с обезболивающим. Всё это я собирала сама, с маниакальной тщательностью, понимая, что в моей жизни раны — вопрос не «если», а «когда».
Я развернулась, придерживая аптечку одной рукой, и так и замерла.
В тот момент, когда настаивала на сделке, я как-то не подумала, что Яранель снимет рубашку.
Он устроился на краю моей постели, обратив лицо к окну, и излучал спокойную, почти небрежную уверенность. Его спина с плавными линиями мускулатуры в мягком свете прикроватных ламп казалась идеальной. Кожа тёплого виноградного оттенка переливалась мягким матовым сиянием, подчёркивая каждую деталь совершенной физической формы. Лопатки, чуть заметно двигающиеся при каждом вдохе, напоминали движение крыльев — мощных, но грациозных. Готовых подняться в любой момент. Даже не напрягаясь, его мышцы были совершенны: чётко прорисованные, но не грубые, скорее утончённые, словно созданные природой для идеального баланса силы и красоты.
Я забыла, как дышать. Сердце застучало слишком быстро, а во рту вдруг стало сухо. Я всегда знала, что сводный брат очень красив, но всё равно не могла поверить, что мужской силуэт на моей кровати — живая дышащая реальность. Грудь сдавило от странного неосознанного трепета.
«Айлин, быстро очнись! Ты что, Яранеля без рубашки ни разу не видела?» — шикнула разумная часть меня, и я встрепенулась.
Вообще-то, справедливости ради, стоит отметить, что так близко — нет, не видела. В поместье Рошфор имелся просторный банный комплекс, и поначалу Яр с энтузиазмом взялся учить меня плавать. Однако когда Яру исполнился двадцать один год (а мне, соответственно, шестнадцать), он решил с размахом отметить свой день рождения и позвал кучу гостей… в бассейн. За час до мероприятия мама зашла ко мне в комнату и сообщила, что я могу присоединиться к празднеству, но только в столовой, запретив переодеваться в купальник.
Я так и не смогла добиться, почему именно мне нельзя к брату, получив расплывчатое: «Будет слишком много молодых приятелей Яра. Не пристало приличной девушке быть там». На встречный вопрос, неужели родители разрешают Яру делать что-то неприличное, мама со вздохом ответила, что мужчинам всегда всего разрешается больше, да и вообще — Яранель теперь совершеннолетний, а я — пока нет. Воспитанной леди не пристало щеголять в купальнике перед мужчинами.
С того дня я больше не купалась в бассейне в то время, когда там находился сводный брат, и наоборот — тоже. Издалека в коридоре могла увидеть его силуэт в распахнутом халате, но на этом всё.
— Айлин, ты нашла аптечку? — Яр обернулся.
Точно, аптечка!
«Смотри ему или в глаза, или на руки, дурная!»
Я стремительно переместилась к Яру, открыла аптечку, разложила тонкую впитывающую губку на покрывале и полила оба предплечья сводного брата антисептиком, отчаянно стараясь не думать, что вот он, сидит напротив меня. Мужчина, который мне снится каждую ночь. Мужчина, чей запах вызывает тихую эйфорию в груди, заставляя дышать глубже. Его улыбка… Чёрт, после неё от меня можно заряжать электростанцию — так сильно колотится сердце.
Полуголый!
Впрочем, совсем скоро я действительно сосредоточилась лишь на ранах — большинство порезов пришлись по касательной, но один выглядел весьма глубоким и, как назло, располагался на груди Яранеля. Видимо, когда я обнимала его, цепляясь за плечи, один из шипов не убрался, а Яр даже не поморщился, показав, что ему больно!