— Да-а-а, — протянул сводный брат с коротким смешком. — Я был идиотом. Хотел похвастаться перед тобой, какой сильный, но мне и в голову не пришло, что ты станешь повторять. Ни одна из моих знакомых девушек не рискнула бы туда полезть. Из-за меня ты разбила коленку.
— Все твои знакомые девушки были приличными цваргинями, а я — единственная и неугомонная террасорка, которой остро требовалось попробовать всё на свете, — с улыбкой возразила я. — Ты не мог предвидеть, что я обзавидуюсь и полезу вслед. К тому же ты тогда нёс меня на руках через поля и луга.
— Если понадобилось бы, то пронёс бы и снова. Ты почти не изменилась в весе. А вот мы и в твоей спальне.
Меня бережно сгрузили на кровать, и только сейчас я заметила алые разводы на рукавах Яранеля. Ну и своих собственных, разумеется, только на вечернее платье мне было плевать, в отличие от рук брата.
— Владыка, Яр! — воскликнула я, с ужасом глядя, как белоснежный батист рубашки пропитывается кровью. — Я тебя ранила! Почему ты промолчал?! Ещё и нёс меня!
— Потому что неглубоко и небольно, — отмахнулся Яр. Ты-то как?
Да как-как!
Я взмахнула руками, тщетно пытаясь выразить негодование. Террасорок часто ошибочно называли людьми. Такая раса действительно существовала в Федерации, и мы были почти идентичны — за исключением одного: строения рук. У девушек с Террасоры, в отличие от коренных жительниц Захрана и Танорга[1], имелось на тридцать четыре косточки больше. По семнадцать в каждой руке, они крепились с одной стороны сухожилиями и мышцами к общему скелету, а с другой имели заострённую часть. Когда в крови появлялся адреналин определённой концентрации, он запускал сложную реакцию. И тогда — бах! Мои руки и руки соотечественниц от запястья до локтя покрывались острыми, как бритва, и невероятно прочными костяными ножами.
Это мне рассказали в специальном Центре Адаптации при переселении, назвав способность эволюционным механизмом защиты.
Официально на Цварге старались не трубить о нашей маленькой особенности, но по факту в семьях, где жили террасорки, конечно же, все знали, на что мы способны. В детстве я перепортила кучу вещей, прежде чем научилась не выпускать шипы из рук по каждому случаю. И да, одной из главных задач Центра Адаптации на Цварге было научить террасорок владеть шипами. На далекой родине на девушек надевали ужасные металлические наручи, которые деформировали кости.
— Яр, ты прекрасно знаешь, что у меня организм приспособился выпускать кости так, что я этого уже даже не чувствую. Показывай свои раны.
— А у меня цваргская регенерация, так что завтра уже всё затянется. Показывай свои руки, — отмахнулся этот… этот… у-у-у! Аж зарычать на него захотелось! Упрямец, вот он кто!
— Ладно. Я показываю свои, ты — свои. Идёт?
— Идёт, — неожиданно тепло улыбнулся Яранель.
И пока он не отказался от сделки, я схватила ножницы с прикроватной тумбочки и стремительно отрезала рукава вечернего платья по локоть. Мои наряды шились на заказ у талантливого дизайнера, который совмещал террасорские традиции с современной модой Цварга. Отец долго искал модельера, стараясь угодить, но мне, честно говоря, было плевать на одежду. Косвенно из-за этой тряпки пострадал Яранель, а значит, это плохое платье.
— Ого! Женщина, а ты дорого обойдёшься своему супругу, — присвистнул Яр, наблюдая, как ловко я отпарываю лишнее.
В этом был весь Яр. Он мог шутить даже тогда, когда истекал кровью.
— Не дорого, — ответила я, не желая поддерживать шутку. — При желании вообще могу обойтись футболками мужа. Вот, смотри. — Я продемонстрировала предплечья, покрытые отдельными алыми каплями.
Шипы уже успели уйти обратно под кожу, да и сама кожа настолько привыкла к ним, что перестала ощущать даже дискомфорт. Пока я не научилась себя контролировать, кости одно время достаточно часто выходили наружу, но болевой синдром от раза к разу уменьшался. Местный док, осмотрев мои руки, отметил, что в областях, где двигаются кости, произошли изменения: капиллярная и нервная ткани частично сместились и трансформировались.
— Понял-понял, ты из клана суровых пустынных амазонок, — сказал Яр, и в его словах мне всё ещё слышалась улыбка.
Он взял мою руку в ладонь, что-то внимательно разглядывая на коже, и осторожно провёл подушечкой пальца вдоль зеленоватой жилки до самого сгиба локтя. Невинное движение, но от него внутри всё перевернулось. Его тепло ощущалось настолько отчётливо, что я едва удержалась, чтобы не вздрогнуть.
— Так не больно?
Во рту пересохло, и я сглотнула, надеясь, что он не заметит. Сердце билось гулко, отдаваясь где-то в горле, а внизу живота распустился цветок — яркий, пульсирующий, заполняющий всё пространство внутри. Странное, но восхитительное чувство. Будто стоишь на краю пропасти, отчаянно боишься упасть, но одновременно мечтаешь сделать шаг в черноту.