Но я был в восторге от своих умственных способностей и решил не прятать шила в мешке — все равно не утаишь. Покинув класс мистера Блэка, я направился прямиком в библиотеку.
Библиотекарша с подозрением взглянула на меня.
— Мы не держим комиксов и «Спорта в картинках», Дункан, — заявила она, когда я подошел ближе.
— Ничего страшного, — заверил я. — Я хочу взять нормальную книгу.
Выражение ее лица позабавило меня даже больше, чем выражение лица мистера Блэка, когда я решил задачу.
До завтрашнего дня, пока не начался урок по естественным наукам, я совершенно забыл об осторожности. Урок по домашнему хозяйству прошел очень весело. Хотя я делал заметные успехи в обращении с газовой плитой, ребята, похоже, считали, что я просто утихомирился на пару дней. Удачно приготовленные баклажаны под майонезом не показались им признаком моего возросшего интеллекта, хотя мисс Карпентер мило улыбнулась мне и поблагодарила за хорошую работу, отчего у меня потеплело на душе.
Но когда начался следующий урок, до меня внезапно дошло, что если я буду слишком блистать своими познаниями, то мисс Джонс обязательно постарается выяснить, в чем тут дело. С другой стороны, поскольку именно она прочистила мне мозги в первый раз, мне не следовало разыгрывать из себя дурачка.
Кому пришлось со мной потягаться — так это прочим нашим умникам и отличникам. Они так долго знали меня как «дубину Дункана», что совершенно терялись, когда я начал отвечать на вопросы, ставившие в тупик некоторых из них.
Частично я становился умнее еще и потому, что глотал книгу за книгой. Лишь через несколько дней я научился делать это втайне от остальных. Когда Патрик впервые застал меня за чтением книги, он вырвал ее у меня из рук и ехидно осведомился, не собираюсь ли я поступать в Межпланетную Академию Дураков. Трудно поверить, что родной брат может оказаться такой скотиной, верно?
Однако потом я вспомнил, как я относился к Питеру Томпсону.
Мой отец вел себя не лучше. Он называл чтение книг пустой тратой времени, поэтому мне приходилось читать там, где никто не мог меня видеть.
Через два дня я снова тайком остался в школе и устроил себе третий сеанс прочистки мозгов. Попутно я заглянул в холодильник, надеясь обнаружить там слизняка, но он исчез. Должно быть, мисс Джонс съела его на завтрак. К моему удивлению, от этой мысли мне немного взгрустнулось. Да, поначалу я испугался его, но потом вроде бы даже привык к маленькому проказнику.
После третьей встречи с чудесным аппаратом я поглощал по нескольку сотен страниц в день и умнел со все возрастающей скоростью. Одно оказалось совершенно неожиданным: чем больше я узнавал, тем больше смысла приобретало все окружающее. Иногда, узнав об одной вещи, я неожиданно получал четкое представление о трех других. Я начал искать связи между предметами, и учеба превратилась в сплошное удовольствие.
Елки зеленые! Вы только послушайте! Кто мог подумать, что я смогу совместить слова «учеба» и «удовольствие» в одной фразе?!
Но хотя я учился с удовольствием, меня по-прежнему беспокоили некоторые вопросы. Вопрос номер один: что задумала Андромеда Джонс? Зачем ей понадобилось делать меня умнее? Почему с тех пор она ничего не предприняла? Может быть, надо мной поставлен эксперимент? Скажем, пришельцы собрались вместе и сказали: «Эй, коллеги, давайте-ка посмотрим, что получится, если взять оболтуса и вправить ему мозги?» Не особенно приятная идея, хотя я пока что извлекал из нее выгоду.
Но что, если после окончания эксперимента мисс Джонс решит забрать мой ум обратно? Эта мысль была самой пугающей из всех. Я не смог бы вынести возвращения к своему прежнему оболваненному состоянию.
Во-вторых, меня беспокоило поведение моих сверстников. Похоже, никто из них не знал, что обо мне думать. Единственной, кто не относился ко мне как к существу со сказочной планеты, была Сьюзен.
В-третьих, я становился таким умным, что сам уже не знал, как мне быть. Если бы парень вроде меня неожиданно объявил, что он знает, как установить мир на Земле, как бы вы к нему отнеслись? Ну вы-то ладно, а вот президент и Конгресс? А между тем я оказался именно в такой ситуации.
Когда я составил великолепный план, направленный на искоренение голода во всем мире, мой учитель по общественным наукам назвал его «нелепой фантазией». На следующий день я изобрел принцип холодной термоядерной реакции, но не осмелился заикнуться об этом Андромеде Джонс, которая и без того уже наверняка подозревала меня.