— Для этого и был нанят маньяк Маккейн?
— Скорее всего, да, для этой цели его использовали. Так что в целом ход твоих мыслей верен.
— Кого же мы ищем сейчас? — Я принял стойку гончего пса.
— Не особо требовательного перекупщика, разбирающегося в алмазах, — ободряюще кивнул мне месье Ренар. — Уверен, он не будет скрываться, покуда надеется, что тигр ничего о нём не знает и не узнает, так как в утренних газетах сообщат о трагической и скоропостижной смерти мистера Уэкса.
В принципе, я понимал, что все его рассуждения и слова очень разумны, логичны и в конце концов просто обязаны вывести нас на правильный след. Но каким образом он намерен искать в этом огромном муравейнике, именуемом Лондоном, одного мутного человека (или «близкого к природе»), который и окажется в результате нужным нам источником бесценной информации?..
В то, что камень в данный момент находится у некого перекупщика, лично я не верил. Это было бы слишком просто и, по-моему, как-то банально, вроде рояля в кустах. Типа «Таймс» берёт интервью у скупщика краденого, он рассказывает им о всех своих хобби: верховая езда, латинская литература, общение с преступным миром, музыка Грига… и — о чудо! — в соседних кустах стоит бесхозный рояль, на котором в ту же минуту играет подозреваемый.
— Месье, к вам барсук.
— Какой именно, старина?
— Он не представился, но, судя по внешнему виду, у него тёмное прошлое. Я не позволил ему войти в холл.
— О, Шарль…
— Месье, он точно чего-нибудь сопрёт!
— Пригласите мистера барсука на чашечку кофе, — уверенно перебил Шарля мой учитель. — В конце концов, социальная лестница — штука скользкая. Сегодня мы наверху, а завтра навернулись на десять ступеней вниз. Кто знает, как низко придётся падать?
Лысый дворецкий удалился, укоризненно качая головой. Я и не знал, что мы кого-то ждём, время ведь позднее. Но, как оказалось, лица определённого рода занятий предпочитают именно это время суток, скрываясь от солнечного света и бдительного ока лондонской полиции.
Тогда я ещё не знал, что по роду своей деятельности мистер Лис вращается в самых высоких кругах британской аристократии, одновременно якшаясь с жуткими и страшными отбросами общества.
Прошу простить некоторую резкость, в приличном обществе принято говорить не отбросы, а социально неадаптированные граждане. Раньше, как сетовала моя бабушка, можно было называть вещи своими именами, но мир меняется, и либеральные ценности постепенно теснят традиционные. Теперь мы всё время обязаны думать о том, как «слово наше отзовётся», по выражению незаслуженно забытого русского поэта.
Меж тем в гостиную, исподлобья зыркая глазами по сторонам, вошёл седой сгорбленный барсук из «близких к природе». Он был одет в длинный чёрный лапсердак, носил кипу на затылке, а его пейсы покачивались в такт каждому движению. О, только не это…
— Лис Ренар? — заметно щурясь на свет, спросил он.
— Мистер Мингельшухер? — в свою очередь кивнул Лис.
Они обменялись крепким рукопожатием, после которого наш гость взгромоздился в кресло, а мой учитель незаметно вытер лапы влажной салфеткой.
— А шо это за юный поц?
— Мой помощник и секретарь, ой вей, неужели сразу не видно?
— Таки вы ждёте, шоб я извинился перед молодым человеком?
— Шо-то говорит мне, что мы компенсируем эту некрасивую ситуацию другим образом, но вы меня понимаете?
О, эти двое, похоже, отлично понимали друг друга, а вот я, прошу прощения за тавтологию, ни черта не понимал! Что, получается, мой учитель на самом деле еврей?! Или вот именно это он называет «умением разговаривать с людьми»? Ладно, ладно, молчу, в конце концов, моя задача состоит в том, чтобы сидеть и писать, а все личные вопросы можно отложить на потом.
— Таки посмотрите сюда. — Лис сунул под нос барсуку рисунок мистера Капура. — Оно вам что-то говорит? Если нет, ну так, может, хотя бы слегка в чём-то напоминает детали?
— Может быть, но, клянусь Моисеем, где мои очки?
— Таки вот, мои вам не подойдут?
— Хм, — сказал мистер Мингельшухер, водружая на нос серебряные очки моего учителя. — Да лопни мои глаза, если я в упор не видел той огранки?!
— Таки где, когда, у кого?
— Вы забыли спросить «сколько?».
— Ой, я вас умоляю, шоб мы, два взрослых человека, и не смогли договориться? — Месье Ренар хладнокровно выложил перед барсуком полфунта.