Она кивнула.
– Так сколько же тебе лет? – спросил Грегори.
Робби хмыкнул.
– Неудивительно, что у тебя нет девушки.
Она улыбнулась.
– Сложно сказать. Мы не смотрим на время так же, как вы. Мое полное имя Мариэль Quadriduum. Я была сотворена вместе с тысячами других ангелов на четвертый день.
– Черт, – пробормотал Грегори. – Ты такая... древняя, – он поморщился, когда Коннор ударил его по затылку. – Правда же. А я-то думал, что ты старый.
Коннор приподняла бровь, глядя на него.
– Четвертый день, – пробормотал отец Эндрю. – В тот же день Бог сотворил Солнце и Луну.
– Да. И миллионы других солнц и лун, – она вздохнула. – Мне было поручено наблюдать за Солнечной системой.
– Ничего себе! – усмехнулся Грегори. – Ты была как императрица галактики. Круто.
Она с сомнением посмотрела на него.
– Планет было всего три.
Грегори наклонился вперед.
– И на одной из них была разумная жизнь?
– Да, – пробормотал Коннор. – Но ты к ней не относишься.
Грегори бросил на него раздраженный взгляд, а Робби усмехнулся.
Отец Эндрю покачал головой.
– Пожалуйста, продолжайте, моя дорогая.
Она откинулась в кресле-качалке.
– Каждая из моих планет состояла из огромного ледяного камня, окруженного плотной атмосферой метана.
– Облом! – Грегори выглядел обиженным на нее. – Из всех планет во Вселенной тебе досталась всего парочка пустышек.
Она рассмеялась.
– Мне очень неприятно говорить тебе это, но большинство из них – пустышки. Или они кажутся такими. Многие из них до сих пор служат важной цели.
– Как Юпитер притягивает метеориты, чтобы защитить землю? – тихо спросил Коннор.
Она кивнула, улыбаясь.
– Да.
Пусть Коннор узнает о планетах, которые служили ему защитниками.
Грегори оглянулся через плечо на Коннора.
– Ты разбираешься в астрономии?
Он нахмурился в ответ.
– Я смотрю на ночное небо уже почти пятьсот лет. Почему бы мне не узнать об этом?
– На шестой день мне стало так скучно, что я попросила перевести меня, – продолжала она. – Отец сотворил на Земле людей и всевозможных животных, и Он был чрезвычайно доволен. На самом деле, мы все были очарованы, и Отец хотел защитить свои новые творения, поэтому многие ангелы были переведены. Некоторые из них стали Хранителями и Воинами Бога. Другие становились Целителями и Освободителями.
– Как ты? – спросил Робби.
Она нахмурилась.
– Изначально я был Целителем. Буниэль был моим начальником, и мы стали близкими друзьями. Я любила исцелять.
– Что же случилось? – спросил Грегори.
– Я... ослушалась. Первый раз это случилось в Восточной Европе, в конце того периода, который люди называют Средневековьем. Мне сделали выговор, и я умудрялась вести себя прилично в течение нескольких ваших столетий. Но во второй раз я ослушалась... – она вздрогнула. – Это было очень плохо.
– Ты можешь не говорить нам, если не хочешь, – тихо сказал отец Эндрю.
Ей не хотелось говорить об этом, но когда она посмотрела на Коннора, то почувствовала внезапное желание признаться. Она хотела, чтобы он знал
– Мне велели исцелить женщину в больнице в Миссури. Я так и сделала, но, уходя, услышала отчаянные молитвы другой женщины, которая плакала над умирающим ребенком. Мальчику был всего год, и я не могла понять, почему его нет в моем списке. Женщине и ребенку было так больно, что я не могла этого вынести, поэтому я прикоснулась к ней, чтобы утешить, а потом прикоснулась к мальчику. Когда Закриэль прибыл, чтобы освободить мальчика, он был в ярости, что я исцелила его. Он хотел забрать мальчика, но получил приказ не вмешиваться. Мне предстояло наблюдать за результатом своего проступка.
– Что плохого в том, чтобы спасти маленького ребенка? – спросил Коннор.
Она поморщилась.
– Мать пришла к убеждению, что ее сын был особенным, ему никто не мог причинить вред, и, следовательно, он превосходил всех остальных. Она вырастила его с этой верой, и он... он стал извращенным.
– И что же он сделал? – спросил отец Эндрю.
Ее горло сжалось, но она выдавила из себя эти слова.
– Он убивал. Снова и снова. И он наслаждался этим, – она закрыла глаза. – Это была моя вина. Я должна была позволить ему умереть.
– Ты не могла этого знать, – сказал Коннор.
Она открыла глаза и увидела сочувствие на лице Коннора. Он не осуждал ее, и это тронуло ее сердце.
– И все же это было неправильно с моей стороны. Я должна была доверять мудрости Отца.
– Я предполагаю, что вера трудна для всех нас, – сказал отец Эндрю со слезами на глазах.