– Тогда вот как ты будешь защищаться, – Коннор встал и протянул руку. Она приняла ее, и он поднял ее на ноги. Он начал отпускать ее, но ее пальцы сомкнулись вокруг его руки.
– Спасибо за помощь, Коннор Бьюкенен.
Он с трудом сглотнул. Боже всемогущий, как же ему хотелось заключить ее в объятия и поцеловать. Будет ли она возражать? Или она растает в его объятиях? Воспользуется ли она некоторыми из тех советов, которые ей дали дамы?
Он моргнул и отвернулся. Он не мог позволить, чтобы его зрение покраснело. Она бы знала, что это значит. И если он поцелует ее, она сможет заглянуть в его черную душу. Сейчас же у нее сложилось ложное впечатление, что он добрый и благородный, и, помоги ему Бог, ему это нравилось. Он не мог потерять ее доверие и уважение.
Кроме того, не было никакого смысла сближаться с ней. Она хотела вернуться на небеса. Последнее, что ему было нужно в жизни, – это еще больше страданий.
Он отпустил ее и отступил назад.
– У тебя есть какие-нибудь ботинки?
– Да.
– Надень их и выходи наружу, – он направился к входной двери. – У нас много работы.
Глава 12
Когда Мариэль вышла на улицу, прохладный горный воздух мгновенно поднял ей настроение. В лесу пела птица, а легкий ветерок доносил до нее запах сосны. Слава Всевышнему Богу!
Ответа не последовало, но она не собиралась сдаваться. Теперь у нее был план возвращения на небеса, и, хотя она застряла на земле на некоторое время, она должна была признать, что наслаждается этим. Особенно временем, проведенным с Коннором.
На крыльце горел свет, так что было легче разглядеть поляну перед хижиной. Коннор быстро двигался взад и вперед от поленницы к поляне. Луна, более чем на три четверти полная, отражалась от его рыжих волос. Его килт шуршал вокруг колен, когда он стоял, нарезая бревна на большие круги.
Копаясь в одежде Эммы, она нашла носки, туфли и куртку с капюшоном. Сейчас она была рада, что Эмма положила их. Ночной воздух был прохладным, и, очевидно, она собиралась какое-то время побыть на улице.
– Подходи, – Коннор жестом пригласил ее присоединиться к нему.
Она спустилась по ступенькам, помня о странных шнурках, свисающих с ее туфель. Она взглянула на его ботинки.
– О, мне нужно связать их наверху, как у тебя.
– Извини?
Она указала на свои туфли.
– Ой, у тебя шнурки развязаны. Садись, я тебе покажу.
Она села на ступеньку крыльца. Когда он опустился перед ней на колени, ее сердце забилось быстрее. Его голова склонилась так близко к ней, что она могла видеть, какие прекрасные и блестящие у него волосы. Его взгляд был прикован к ее туфлям, а густая бахрома ресниц отбрасывала тени на скулы. Было что-то в форме его лица, скул и подбородка, что заставляло ее чувствовать себя странно внутри, как будто ее внутренности дрожали. Ей также было трудно дышать, и она подумала, чувствует ли он ее прерывистое дыхание на своем лице.
– Смотри внимательно, чтобы научиться, – он поднял взгляд, и его дымчато-голубые глаза расширились.
Ее сердце дрогнуло. Ее поймали на том, что она любуется его лицом. Жар прилил к ее щекам.
Его челюсть сдвинулась.
– Я начну снова. Смотри.
Она сосредоточилась на своей туфле, пока он завязывал шнурок и описывал акт, но ее сердце продолжало колотиться. Что с ней такое? Она не должна усугублять свое положение, развивая сильные чувства к Коннору. Она надеялась вернуться на небеса как можно скорее. Она не могла стать жертвой человеческих желаний и страстей.
– Вот так, – закончил он. – Хочешь попробовать?
– Да, – она наклонилась, подражая его движениям. Ее волосы упали вперед, закрывая обзор. Она откинула их назад и уже наполовину завязала второй шнурок, когда ее волосы снова упали вперед. Она издала тихий звук разочарования. Она ничего не видела, и, если бы отпустила руку, чтобы откинуть волосы назад, ей пришлось бы начать все сначала.
Он нежно собрал ее волосы и откинул их назад. Ее сердце подскочило к горлу. Дрожащими пальцами она завершила процесс.
Он отпустил ее волосы.
– Ты сделала это. Ты быстро учишься.
– Ты дал хорошие инструкции.
Он рывком поднялся на ноги.
– Ох, ну, именно такие инструкции ты и должна была получить, – он неуклюже зашагал прочь.
Она задумалась, что же его беспокоит, когда присоединилась к нему на середине поляны. Возможно, Бринли была права насчет мужчин и правила трех шагов.
– Я разложил вокруг нас двенадцать бревен, как цифры на часах, – начал он.
– Это напоминает мне о Стоунхендже, – она повернулась по кругу. – Я всегда любила их.