Как ни удивительно, на меня это произвело странное впечатление: я даже, поверив в виновность Роберта, увлеклась им еще более. По моему мнению, он был настоящим сильным мужчиной — таким, который всегда добивается того, чего желает.
В своих фантазиях я извиняла Роберта и была в восторге от того, что он не достался королеве.
Уолтер оставался хорошим мужем, однако я ощущала отсутствие того восторга и того любования мною, что были в нем раньше. Я поняла, что мужчина не может продолжительное время восхищаться женой и ее сексуальными достоинствами; я же никогда не была в восторге от его способностей: они всегда были не выше средних. Когда-то я просто жаждала такого рода опыта, и поэтому была в восхищении от него. Теперь, когда у меня была годовалая дочь, и второй ребенок должен был родиться вскоре, я начала испытывать разочарование, и впервые решилась на неверность… но пока в мыслях.
В тогдашнем моем состоянии я не могла появиться при дворе, но мне было крайне интересно, что там происходит. Уолтер прибыл в Чартли с потрясающими новостями: королева больна оспой, и за ее жизнь опасаются.
Я ощутила страшную депрессию. Мрачные мысли посещали меня, и, как ни странно, я не видела без королевы будущего. Хорошо, что я не предвидела наших с ней будущих отношений, но даже если бы я и смогла их предвидеть, не думаю, что мои чувства отличались бы от тех, что я испытала.
Уолтер был мрачен. Я догадывалась о чувствах и настроениях моих родителей: что будет со страной, если королева умрет?
Была очевидная возможность того, что Мария Шотландская, которая была вынуждена покинуть Францию в связи с недавней кончиной своего молодого супруга Франсуа II, станет новой королевой.
Уолтер рассуждал:
— Двое братьев Поул уже прилагали всевозможные усилия, чтобы посадить Марию Стюарт на трон. Конечно, они утверждали, что не имели этого намерения, а просто желали, чтобы королева объявила Марию Шотландскую своей преемницей.
— И чтобы на землю Англии вернулся католицизм! — воскликнула я.
— Да, то была их цель.
— А что королева?
— При смерти. Послала за Дадли: хочет, чтобы он был рядом с ней на смертном одре.
— Но еще не конец! — выкрикнула я.
Я смотрела на Уолтера и отчаянно думала о том, что если она умрет, Роберт, вне сомнения, женится, а я — теперь я замужем за Уолтером Деверо!
И думаю, что именно в этот момент я начала ненавидеть мужа.
— Она послала за ним, — продолжал Уолтер, — и сказала, что если бы она не была королевой, она была бы его женой.
Я кивнула: я поняла, что из двух страстей победила страсть к власти и короне; она не желала делить ее ни с кем. Власть в государстве должна была принадлежать ей полностью, однако и это не разрешало всех моих сомнений.
— Затем она позвала к своему одру министров, — рассказывал Уолтер, — и повелела записать свою последнюю волю. Она назначает регентом Роберта Дадли. — Я затаила дыхание.
— Значит, она очень любит его, — сказала я.
— Ты сомневалась в этом?
— Но она не захотела выйти за него замуж.
— Потому, что на нем подозрение в убийстве жены.
— Удивляюсь… — начала было я, но смолкла, представляя себе, как ее хоронят, и ее недолгое правление закончено.
Что дальше? Что будет со страной и народом? Одни попытаются возвести на трон Марию Шотландскую, другие — леди Кэтрин Грей. Англия будет втянута в гражданскую войну.
Но главный вопрос, который мучил меня, состоял в том, как поступит Роберт, когда она умрет. И я страдала, спрашивая саму себя, не рано ли вышла я замуж и не мудрее было бы подождать?
Затем родилась моя вторая дочь: я назвала ее Дороти. Королева выздоровела после болезни — не умерла, и этого от нее можно было ожидать. Более того, она вышла из смертельной болезни невредимой, что и вовсе было редкостью. Сестра Роберта, Мэри, жена Генри Сидни, находилась возле королевы день и ночь, ухаживая за больной, выполняя все ее просьбы и приказания. Она заразилась той же болезнью, и ее лицо было обезображено. Я слышала, что вскоре после этого Мэри попросила высочайшего разрешения покинуть двор и удалиться в свое фамильное поместье Пеншерст, откуда уже никогда не выезжала. Разрешение, конечно, было дано, но это была и вся награда от Елизаветы, которая, по правде говоря, никогда не забывала в своих благодеяниях тех, кто верно ей служил. Кроме того, Мэри Сидни была ее любимицей.