Добежал в тот момент, когда чувак с велика слез и к забору двинулся. Не стал кричать, сразу подошел и хлопнул по плечу. Малый вздрогнул и испугано обернулся.
- Кто такой? – Нахмурился, не знаю такого.
Малый явно запыхался. Сколько ж километров намотал на цепи?
- Джеро зовут. Я дзюн-косэй-ин. – Проблеял довольно щуплый малый.
Мало того, что «десятый сын» - имя в переводе на русский язык, так еще и стажер. Пи*дец малому не фартануло.
- Кто послал?
- Анэ-сан. (Анэ-сан – чин вдовы босса фракции)
Я потер переносицу. День каким-то перенасыщенным получается.
- Я ведь сказал, что все в норме.
- Она сама убедиться желает.
- Ты ей фоток наделаешь или че? Я так же мог.
Он поднял руку. Над ним провели «юбицумэ», а может он сам совершил «сюниюби» (Отрезают фалангу пальцев в наказание – если принудительно, и в знак раскаяния – если сам). Знак преданности и покаяния. Только там не одна фаланга отсутствовала, а пять.
- Не до хрена ли ты ошибаешься? Скоро пальцев не останется.
Открываю ворота и иду к двери. Смысла нет сопротивляться. Пусть смотрит. Главное, чтобы все спали уже, а то после такого притока адреналина могут совами в ночи сидеть.
От нее тоже бы свалить, чтобы не донимала, да только у Светки телефон включен постоянно. Сегодня он спас, но и боли головной подкинул.
Сперва к детям зашли, оба дрыхли без задних ног. Отлично. Хоть кто-то выспится.
У Светки ночник горел.
- Подожди. – Схватился за ручку двери. - Сначала я.
Тоже спит. Но поза… Зайти захотелось, и чтобы хрящ этот не смотрел!
Распахнул дверь, он только из-за плеча моего высунул нос, как я тут же прикрыл.
- Видел? Все, вали.
Он нахмурился и засопел, но настаивать не стал. Еще бы, кто он и кто я. Тоже в цепи не главное звено, но он то вообще пыль, лежащая на этом звене.
Прытью помчал обратно. Ему еще в ночь ехать, хер знает куда.
Взглядом проводил гонца и вернулся к двери. Ее.
Что делать собрался?
Внутрь вот зашел, а дальше что? Ноги сами ведут к девушке.
Руки закинула наверх, пальцы подушку сжимают. Видимо, больно даже во сне было. На спине лежит, футболка задралась до аппетитной груди. Лицо отвернуто, открывая гладкую кожу шеи. Одеяло отброшено. Шорты короткие, пижамные. Колено согнуто и отведено в сторону, демонстрируя распахнутые бедра.
Что я, бл*ть, здесь делаю?!
Сажусь на край кровати и тянусь носом к шее.
Персик… тот самый. Бодрящий, чуть терпкий, который вяжет десна и язык. Который пронимает до самого мозжечка. Он должен отвечать за контроль спонтанных движений, но этот запах напрочь глушит его функцию.
Пальцы опорной руки стискивают простынь, чтобы не стиснуть соски под футболкой.
Веду носом вниз, пропускаю грудь, иначе точно хана!
Останавливаюсь около пупка, очерчиваю аккуратную впадинку языком.
Извращенец хренов!
Она двигает тазом и тяжело вздыхает. Морщится. Больно в ребрах.
Завожу пальцы под резинку шортиков.
Остановись! Х*ли ты делаешь? – кричит мозг, а я завис над ней, не в силах отстраниться.
Мажет не по-детски. Вновь сознание куда-то уплывает. Тело уже готово. Провожу пальцем по лобку и с ее губ слетает стон, действующий отрезвляюще. Вскакиваю с кровати и пячусь к балконной двери. Она пытается сменить позу, но боль блокирует движения. Хмуриться, мечется, пытается помочь ногами перевернуться, и я выскакиваю на улицу.
Свежий, прохладный воздух врывается в тупую башку и переставляет все на свои места. Опираюсь спиной на перила, все еще следя за ней через стекло.
Не в себе. Длинный, тяжелый день! Смена обстановки. Слишком тесное проживание с девчонкой. Под одной крышей с женщиной жил только в детстве. А дальше улица, банды, фракции. Везде мужики. Бабы только в мотелях. Всунул, высунул и разбежались. А тут… С непривычки все!
Зашел к себе, схватил полотенце и пошел в душ.