Разносится мой голос по салону, но так и выветривается безответно через открытое окно со стороны водителя.
Ладно. Хотели бы убить, сделали бы это иначе. Наверное.
Ступор не дает потерять сознание от страха, и я без зазрения совести разглядываю каждого присутствующего безмолвного стража. Слева японец, справа русский квадрат, впереди люди южных кровей. Смуглые и черноглазые.
Наш кортеж двигался по городу затруднительно, но уже за чертой вдавили педаль газа в пол и до аэропорта мы домчали минут за десять. И аэропорт был не тот, в который прилетели мы.
Вот тут я поняла, какую глупость совершила, уехав от Славы с ребятами. По правде сказать, мои душевные мытарства почти стерли эпизод с проникновением на базу отдыха. А если еще честнее, то была уверена, что дело не во мне. Может в самом Владиславе?
Однако эти ребята на тех не похожи. Разве что, национальностью и то не все. Но те вели себя, как воры, а эти… Похожи на телохранителей, но, скорее всего, не моих.
Нас ждал небольшой частный самолет без определительных знаков, в который и загрузились все, кто встретил меня в хостеле. Все девять человек разместились по салону. Некоторым достались парные места, а мне выделили единичное, со своим индивидуальным столиком и подстаканником. В подобной роскоши я не нуждалась, однако порадовалась, что не придется сидеть плечом к плечу с незнакомым человеком.
Находясь в полном неведении и легком смятении, смотрела в иллюминатор почти все четыре часа полета. Вид плавающих облаков успокаивал, но не придавал оптимизма. Никто не стремился разбавить тишину салона разговорами, а после моей неудачной попытки в машине, поняла, что смысла сотрясать воздух нет.
Полет прошел удачно. Ни турбулентности, ни каких-либо происшествий на борту, все чинно и мирно. Ребята, по-моему, даже с мест не вставали, будто изваяниями приросли к сиденьям, и оторваться смогли только по прилету.
А прилетели мы вовсе не в Москву. С каждым днем я была все дальше от дома.
Это был Хабаровск. От этой новости захотелось сначала засмеяться истерически, а потом так же истерически зарыдать.
Что происходит с моим отпуском? Что твориться с моей жизнью? В какой момент все встало набекрень? Ответ нашелся сразу. Только вот кто именно виновен, ребята или Слава?
Мама подсунула детей, да и Владислава она подсунула, только вот дети то, чем могли насолить… Кому?
Совершенно ничего не понимаю! Может, дело все-таки во мне?
Очередной кортеж из нескольких машин.
Ехали мы долго, петляя по каким-то витиеватым дорогам, все дальше углубляясь в лоно природы. Отсюда мне точно не выбраться. И чего не сиделось на месте?! Сердечко свое пожалела, подумаешь! Сколько таких несчастных по земле ходит, безответно влюбленных? А у меня с ним вообще секс мог быть ежедневный! Охренительный, между прочим.
Но Света выбрала скитаться по матушке России в компании подозрительных личностей!
Угораздило ведь!
Тем временем машина замедлила ход, а потом и вовсе остановилась.
Сначала вылез квадрат, потом я, а японец вышел через другую дверь. Место, где мы оказались, поражало воображение. Среди леса вырос самый настоящий японский храм, огороженный высоким забором. Внутри помимо нескольких зданий с покатыми крышами с трамплинами на углах, находилось бесчисленное количество тропинок, садов и озер. Это место можно было бы назвать раем, если бы не была уверена, что я здесь не гостья.
Меня повели через большую красную арку с висящими по ее периметру круглыми фонарями на деревянный мост, переброшенный через небольшой ручеек и замыкающийся аналогичной аркой. Дальше следовало буйство красок всех цветов радуги. Это и деревья, и кусты с цветами, все пестрило, и благоухало. Тропинки, окаймленные высокой сочной травой, разветвлялись по всему периметру, уводя своих пешеходов или к саду японских камней с аккуратно растеленным белым песком, или в угол, где рос бонсай в различных цветах и формах. Все освещалось висящими над головами и воткнутыми в землю фонарями. Журчали ручейки, чирикали птицы и играла еле уловимая мелодия с национальным мотивом. По мере нашего продвижения громкость возрастала, и мы дошли до деревянного домика с террасой и открытыми бумажными дверями, ведущими в бежевую квадратную комнату.