- Я привыкла, - отмахивается, но я то вижу, что рада.
Разговор у нас как-то не клеится, я лишь задаю вопросы, о себе особо не распространяюсь, стерве хочется углубляться в воспоминания, а я отключаюсь, когда она начинает с очередного «а помнишь?».
«Нет, не помню. Предано забвению и похоронено», - вот что следует ей сказать.
Но вместо этого наклоняюсь и вдыхаю запах её волос, и дрянь замирает, и после, о чудо, дрожит. Она также напряжена, как и я, и, кажется, уже начинает понимать, чем закончится наша дорога до её квартиры.
Здесь действительно недалеко. Тихий зелёный двор, скрип мелких камешек под нашими ногами в буквальном смысле оглушающий. Мы заходим в старый трёхэтажный дом. Он каменный, послевоенная постройка, такие есть и в некоторых районах Москвы. Вполне себе приличный, после капитального ремонта.
- Последний этаж, тут… без лифта, - с извиняющейся улыбкой оборачивается она.
- Да уж как-нибудь осилю подъём, - подмигиваю стерве. – Я всего лишь хромаю, а не на одной ноге прыгаю, хотя мог бы, если б её не спасли.
Дрянь аж спотыкается, приходится вытянуть руку и придержать её. Ладонь я, правда, сразу убираю, потому что чёртовы невидимые искры между нами грозятся спалить это здание до самого фундамента.
Кажется, она тоже это чувствует. Я ощущаю её дрожь, и это не только от смущения.
«Должна же девушка понимать, чем закончиться вечер, когда ведёт мужчину к себе домой?»
Стерва всё никак не может попасть ключом в замочную скважину, я молча жду.
- Тут язычок заедает, - оправдывается, - точнее защита или как эта штука называется?
- Шторка.
- Да, она самая.
Ей, наконец, удаётся побороть замок и впустить нас в тёмную квартиру.
В Серпухове нет такой иллюминации, как в столице. Здесь много зелени и свет от редких фонарей блокируется листвой и зарослями кустов. В этом городе на порядок темнее, чем в Москве.
Стерва, переступив порог, начинает шарить рукой по стене в поисках выключателя, но освещение сейчас – это лишнее.
Ловлю её за локоть и, не разворачивая, притягиваю к себе. Спиной она прижимается к моей груди ни жива, ни мертва. Обнимаю её одной рукой и чувствую, как под моим предплечьем за рёбрами бьётся сердце. Отчаянно быстро, будто пойманное в ловушку.
Я ничего не говорю, и она молчит, только дышит нервно.
Глава 2
Свободной рукой забираюсь в её пучок и, наконец, делаю то, чего так страстно возжелал с самого начала: вытаскиваю невидимки и стягиваю резинку, высвобождая шальные локоны.
Боже да! Я делаю один вдох, другой, пропускаю их между пальцами. Кайф… всё так же, как я помню. И еле слышные стоны срываются с губ стервы, когда начинаю массировать её голову. Она склоняется к плечу, и губами я пробую кожу на вкус. Бархатная, нежная, сладкая. Я не слышу запаха забегаловки, его нет, будто к ней не липнет эта грязь, лишь лёгкий аромат кофе заплутал в складках одежды.
- Арсений? – её голос дрожит от чувств. – Так давно… я… что ты делаешь?
«Будем играть в невинность?» - хочется спросить, но вместо этого:
- Я тебя хочу. По-прежнему хочу.
Прохладные пальцы цепляются за мою руку, будто хотят приковать её к себе.
- Арсений, я не знаю, это как-то… странно?
- Что странно? Что я тебя хочу? А ты меня?
Разворачиваю её к себе, пальцами обеих рук ныряя в волосы и сжимая их в кулаках. Стерва стонет, когда я слегка оттягиваю их назад. Мы снова целуемся. Сладкие губы покорно раскрываются, впуская мой язык. Между нами атомный взрыв, последние здравые мысли покидают голову. Я отключаюсь. Всё, чего хочу – стянуть с неё и себя одежду, вдавить стерву в кровать и войти глубоко, а потом трахать так, чтобы сил и времени на разговоры не осталось.
Ей нравится вспоминать прошлое? Что ж… я могу ей добавить… воспоминаний. Отрываюсь от дурманящего рта и прижимаюсь губами к уху:
- Ты… ведь… тоже… хочешь… Я… вижу…
Зубами прихватываю шею и спускаюсь ниже.
- Д-да-а-а, - выдыхает протяжно, соглашаясь с моими словами.
Её ладошки обнимают меня, гладят аккуратно, но мне эта медлительность ни к чему. В джинсах очень тесно и тело требует разрядки. Я целый день, считай, о стерве думал, теперь всё – крышу уносит.