— Приезжайте, — без предисловий пригласил он Гарриса. — Она будет здесь через полчаса.
И, не дождавшись ответа, Мальцер отключился.
Когда Гаррис вошел, Мальцер стоял у окна, глядя на улицу и стараясь унять дрожь в руках, стискивавших подоконник.
— Я не смог ее переубедить, — без всякого выражения произнес профессор, словно продолжая начатый разговор.
Гаррис представил, как за истекшие две недели мысли Мальцера не сходили с накатанной колеи, пока, наконец, любое слово не превратилось для него в пустой звук.
— Не смог, — повторил тот. — Я даже пытался угрожать, но она мне, конечно, не поверила. Остается только один путь, Гаррис… — Мальцер быстро взглянул на него из-под очков глубоко запавшими глазами, но сказал лишь: — Оставим пока. Потом поделюсь.
— Вы рассказали ей все то же, что и мне?
— Практически все. Я уличил ее в… том беспокойстве, которое для меня давно не секрет. Она все отрицает. Она солгала мне, и мы оба это поняли. А после выступления ее тревога только усилилась. Говорю вам, тогда вечером в разговоре с ней я снова почувствовал, что она и сама ощущает некое отклонение от нормы, но не хочет в этом признаться. Вот…
Мальцер пожал плечами. В наступившей тишине они услышали приглушенный шум лифта, спускающегося с площадки для вертолетов, расположенной на крыше. Оба обернулись к дверям.
Она ничуть не изменилась. Гаррис поймал себя на том, что удивлен, но тут же спохватился: теперь она и не должна меняться — до самой своей смерти… Сам он когда-нибудь поседеет и одряхлеет, а она будет все так же изгибаться перед ним — подвижная, золотистая, загадочная. Все же ему показалось, что у нее перехватило дыхание при виде Мальцера, сильно сдавшего за столь короткий срок. Конечно, никакого дыхания у нее не было, но голос при приветствии заметно дрогнул.
— Рада, что вы оба здесь, — не очень уверенно произнесла Дейрдре. — На улице чудесная погода. И в Джерси было прекрасно. Я уже забыла, как красиво бывает летом. Тебе понравилось на курорте, Мальцер?
Тот, промолчав, ожесточенно помотал головой. Не вникая в подробности, Дейрдре продолжала щебетать о пустяках. Теперь Гаррису удалось увидеть ее глазами зрителей — какой она предстанет им, когда эффект неожиданности сотрется, равно как и воспоминание о ее прежнем облике. Отныне они смогут лицезреть только металлическую Дейрдре — правда, столь же прелестную, что и раньше, и даже не менее живую — на время. Ее движения завораживали гибкой грацией, свободно переливаясь по всему телу. Гаррису неожиданно пришло на ум, что теперь не лицо, а это податливое тело сможет передавать ее настроение: и оно само, и конечности прекрасно годились для этой цели.
Но что-то шло не так, ощутимо сквозило в ее интонациях, в ее уклончивости, скрытой за завесой из слов. Об этом некогда предупредил его Мальцер, а сам Гаррис ощутил перед самым отъездом Дейрдре за город. Правда, теперь это нечто оформилось, стало заметнее. Прежняя Дейрдре, чей голос еще звучал в ушах, отгораживалась от них обоих пеленой отчуждения и оставалась там горевать одна. Она неведомым образом и неизвестно когда сделала для себя некое открытие, глубоко ее поразившее. Гаррис очень опасался, что догадывается о предмете ее разоблачения. Мальцер был прав.
Профессор все так же опирался на подоконник, рассеянно оглядывая раскинувшийся за окном Нью-Йорк, опутанный сетью виадуков, поблескивающий солнечными зайчиками и сливающийся в необъятной дали в голубое марево наземных уровней. Нарушив ее веселую болтовню, он спросил:
— Как ты себя чувствуешь, Дейрдре?
Та засмеялась — довольно искренне. Непринужденно прошлась по комнате, отбрасывая солнечные блики и звеня сетчатым платьем, затем склонилась над пачкой сигарет на столе и проворно ее открыла.
— Закуришь? — направилась она с пачкой к Мальцеру.
Он не противился, когда она всунула ему в рот темный цилиндрик и поднесла зажигалку, — казалось, он этого даже не заметил. Дейрдре вернула пачку на место и прошла к зеркалу у дальней стены. Там она начала экспериментировать с танцевальными движениями, отражения которых были похожи на текучие золотые узоры.
— Прекрасно, разумеется, — наконец ответила она.
— Лжешь.
Дейрдре не обернулась. Она наблюдала за Мальцером в зеркало, все так же томно, неторопливо и равнодушно изгибаясь.