Мельников молчал, его лицо было красным от унижения и гнева.
Операция закончилась успешно. Пациента перевели в реанимацию, и Альберт, сняв перчатки, вышел в коридор. Головная боль вернулась с удвоенной силой. Он прислонился к стене, закрыл глаза и нажал на имплантат за ухом, активируя его на максимальную мощность.
— Спасибо, — раздался голос Елены. Она стояла рядом, тоже сняв операционную маску. — Ты спас ему жизнь.
— Это моя работа, — просто ответил Альберт, не открывая глаз. — Хотя бы кто-то в этой больнице должен ее выполнять.
— Импланта́т снова барахлит? — спросила она, заметив его жест.
— Он работает на пределе возможностей, — Альберт открыл глаза и посмотрел на нее. — Как и все мы здесь.
Елена кивнула, понимая без слов.
— Я слышала, к тебе приходил ГКМБ.
— Новости быстро разносятся, — усмехнулся Альберт. — Да, инспектор Строгов решил лично предупредить меня о последствиях моего «нестандартного подхода» к лечению. Видимо, спасать людей теперь считается преступлением.
— Они становятся все агрессивнее, — задумчиво сказала Елена. — В прошлом месяце закрыли три подпольные клиники в пригороде. Говорят, там использовали какие-то экспериментальные методы регенерации тканей.
Альберт напрягся, но постарался не показать своего интереса.
— Тебя это волнует? — спросил он как можно небрежнее.
— Меня волнует, что люди не могут получить нормальное лечение без разрешения бюрократов из ГКМБ, — ответила она. — И меня волнует, что однажды они придут и за тобой, Альберт. Ты не слишком осторожен.
— Осторожность — привилегия тех, кто может себе позволить смотреть, как умирают люди, — он оттолкнулся от стены. — Мне пора.
— Куда ты? — спросила Елена. — Тебе нужно отдохнуть после такой операции.
— У меня обход, — ответил он. — Кто-то должен убедиться, что мои дорогие коллеги не убили еще кого-нибудь, пока я занимался Мельниковским пациентом.
Елена покачала головой, но не стала его останавливать. Она знала Альберта достаточно хорошо, чтобы понимать: спорить бесполезно.
Обход по отделениям Городской больницы № 4 был похож на прогулку по кругам Дантова ада. Каждый этаж представлял свою версию медицинского кошмара.
Терапевтическое отделение на втором этаже было переполнено. Койки стояли даже в коридорах, а пациенты с хроническими заболеваниями получали лишь минимальное облегчение симптомов из-за «дефицита» лекарств, который на самом деле был следствием коррупции и черного рынка.
— Пациенту Соколову нужен дигоксин, а не эти плацебо, которые вы ему даете, — бросил Альберт заведующей отделением, докторy Надежде Ильиничне, пожилой женщине, давно сдавшейся перед системой. — Его сердечная недостаточность прогрессирует.
— Где я возьму дигоксин, Харистов? — устало ответила она. — Он в списке дефицитных препаратов уже третий месяц.
Альберт молча достал из кармана халата небольшой пузырек и передал ей.
— Только не спрашивайте, откуда, — сказал он. — И не говорите Зоркину.
Надежда Ильинична удивленно посмотрела на пузырек, затем на Альберта.
— Спасибо, — тихо сказала она. — Не думала, что ты…
— Что я способен на человеческий жест? — усмехнулся Альберт. — Не обольщайтесь. Просто мне надоело видеть, как Соколов мучается. Это раздражает.
На третьем этаже, в хирургическом отделении, ситуация была не лучше. Пациенты после операций лежали в палатах по 8-10 человек, антисептиков не хватало, медсестры были перегружены.
Альберт проверил нескольких послеоперационных пациентов, внес коррективы в назначения и отчитал молодого хирурга за небрежно наложенные швы.
— Если ты не можешь сшить кожу ровно, как ты собираешься шить сосуды, Петров? — спросил он, осматривая шов на животе пожилой женщины. — Это не вышивка бл… крестиком, это хирургия!
На четвертом этаже располагалась педиатрия — самое тяжелое для Альберта отделение. Дети всегда были его слабостью, хотя он никогда бы в этом не признался. Здесь он задержался дольше всего, проверяя каждого маленького пациента, корректируя лечение, давая указания персоналу.
— У малыша Демина симптомы энцефалита, а не простого менингита, — сказал он педиатру, докторy Ольге Семеновне. — Нужно провести люмбальную пункцию и начать противовирусную терапию.
— У нас нет противовирусных для детей такого возраста, — ответила она с отчаянием в голосе.
Альберт потер шрам на лице, затем достал из внутреннего кармана флакон.