Я осторожно встал, опираясь на импровизированный костыль, который соорудил из металлической стойки для капельницы. Боль прострелила ногу, но я стиснул зубы. Мне нужно было найти этого доктора, прежде чем инфекция решит мою судьбу по-своему.
За окном начинался дождь — кислотные капли барабанили по стеклу, оставляя мутные следы. Еще одно напоминание о том, что мир снаружи ненамного лучше этой больницы. Но сейчас это не имело значения. Сейчас важен был только один человек — врач, которого я никогда не встречал, но от которого зависела моя нога, а может быть, и жизнь.
Я сделал первый шаг, морщась от боли, и направился к восточному крылу. На поиски циничного гения с тростью и, возможно, последней надежды в этом безнадежном месте.
Глава 2: Живой врач
Альберт Харистов сидел в заброшенной технической подсобке восточного крыла, которую он давно переоборудовал под личное убежище. Больничный персонал называл это место «берлогой Харистова» и старался лишний раз туда не соваться. Он держал в руках окурок сигареты, чей тлеющий кончик был единственным источником света в полумраке комнаты. Дым витиеватыми узорами поднимался к потолку, создавая иллюзию того, что его мысли обретают физическую форму.
Альберт смотрел на свое отражение в треснувшем зеркале, висевшем на стене напротив. Сорок лет, а выглядит на все пятьдесят. Острые скулы, глубоко посаженные глаза цвета холодной стали, короткая взъерошенная стрижка, которую он подстригал сам, не утруждаясь смотреть в зеркало. Характерный шрам пересекал его левую бровь и спускался к скуле — след от неудачного покушения пациента, недовольного диагнозом, еще во времена его работы в Центральной Клинике. Когда-то эти черты сложились бы в образ респектабельного профессора медицины. Теперь же зеркало отражало лицо человека, который слишком много видел и слишком мало спал.
— Какое жалкое зрелище, — пробормотал он, затягиваясь в последний раз. — От великого хирурга до санитара в один шаг. Браво, Харистов, просто браво.
За окном шел кислотный дождь, оставляя разводы на стекле, сквозь которые проступал размытый силуэт Центральной Клиники на горизонте — стеклянного монолита, сияющего чистотой и технологическим совершенством. Там, в стерильных операционных с оборудованием последнего поколения, он когда-то совершал чудеса медицины. А теперь вот здесь, в Городской больнице № 4, где даже дезинфицирующее средство разбавляют водой, чтобы сэкономить.
Альберт потушил сигарету о металлический подоконник, оставив еще один ожог среди десятков других — карту его личного одиночества в этом богом забытом месте. Он поднялся и потянулся, разминая затекшие плечи. Пульсирующая головная боль — его вечная спутница с тех пор, как он получил боевую черепно-мозговую травму во время военной службы в медицинском корпусе — снова давала о себе знать. Он прикоснулся к металлическому имплантату за правым ухом — почти незаметному, но от этого не менее реальному.
— Время терпеть, мой друг, — прошептал он сам себе. — Нейромодуляторы на чёрном рынке стоят сейчас как крыло от космического шаттла.
Альберт потянулся к небольшой коробочке, лежащей на импровизированном столе из медицинского подноса. Внутри — чёрный кубик размером с игральную кость с мерцающим зелёным светодиодом. Транквилизатор нового поколения — не химический, а электронный нейромодулятор, взаимодействующий с его имплантатом. Контрабандная технология, за хранение которой полагалось минимум пять лет тюрьмы. Он приложил устройство к виску, нажал микрокнопку, и через мгновение его лицо слегка расслабилось, когда электроимпульс подавил болевые центры.
— Так-то лучше, — он убрал устройство обратно в карман. — Ещё немного и придется вариться в собственном соку.
Его взгляд скользнул по комнате. Повсюду были разбросаны медицинские журналы, научные статьи, распечатки результатов исследований — всё то, что еще связывало его с настоящей медициной. В углу стоял древний ноутбук, чудом работающий от нерегулярных подачек электричества. На его экране мерцали графики и диаграммы — результаты многомесячной работы, которую Альберт вел в тайне от всех.
Его размышления прервал знакомый электронный сигнал. Воздух перед ним замерцал, и из ниоткуда появилась полупрозрачная голограмма — силуэт мужчины без четких черт лица, окрашенный в оттенки синего.