— Светлова? Что вы здесь делаете?
— Я знаю о нанокрови, — сказала она прямо, без предисловий. — Я видела, что вы делаете. И я хочу помочь.
Лицо Харистова застыло, глаза сузились. Он смотрел на неё долгим, оценивающим взглядом, словно сканируя. И Маргарита вдруг поняла — он действительно сканирует, каким-то непостижимым образом. Его измененное зрение видит её пульс, дыхание, малейшие мышечные реакции.
— Входите, — наконец сказал он, отступая в сторону. — И объясните, откуда вы узнали.
Маргарита переступила порог «берлоги» Харистова. Внутри было больше оборудования, чем она ожидала — импровизированная лаборатория среди больничного хлама.
— Я наблюдала, — просто ответила она. — За вами. За Лавровым. За другими пациентами, которым вы вводили эту… субстанцию.
— И вы не сообщили об этом руководству? — он наклонил голову, словно изучая интересный образец под микроскопом.
— Нет. Потому что я видела результаты, — Маргарита встретила его взгляд, не отводя глаз. — Я видела, как умирающие возвращаются к жизни. Как безнадёжные случаи становятся историями успеха. Почему я должна была сообщать о чём-то, что спасает людей?
— Потому что это незаконно, — ответил Харистов, но в его голосе не было осуждения — только проверка. — Неавторизированные экспериментальные процедуры. Риски. Нарушение всех возможных протоколов.
— Закон и этика — не всегда одно и то же, — Маргарита подняла подбородок, её зелёные глаза сверкнули. — Я пришла в медицину, чтобы помогать людям. Не заполнять бумаги и следовать правилам, которые позволяют пациентам умирать, когда есть способ их спасти.
Что-то изменилось в выражении лица Харистова. Тень улыбки? Уважение? Он подошёл к столу и жестом предложил ей сесть.
— Что конкретно вы знаете о нанокрови?
— Немного, — призналась она. — Я знаю, что это какая-то регенеративная технология, способная восстанавливать повреждённые ткани на клеточном уровне. Я знаю, что она имеет побочные эффекты, особенно на нервную систему. И я знаю, что вы создаёте подпольную клинику на Фармзаводе № 6, чтобы продолжить исследования и лечение пациентов вне больницы.
Харистов замер, явно впечатлённый объёмом её знаний.
— Вы всегда так хорошо наблюдаете, Светлова?
— Всегда, — она кивнула. — И у меня фотографическая память. И интуитивное понимание медицинских процедур, которого не должно быть у простой медсестры без специального образования.
— Вундеркинд, — произнёс он, и это не был вопрос.
— Так меня называли в детстве, — она пожала плечами. — Пока не выяснилось, что мои родители не могут позволить себе оплатить настоящее медицинское образование. А стипендии и гранты достаются тем, у кого есть связи.
Харистов кивнул, словно это полностью соответствовало его представлениям о мире.
— И что вы предлагаете? — спросил он.
— Возьмите меня в свою команду, — прямо ответила Маргарита. — Я могу быть полезна. Я знаю больницу лучше кого бы то ни было — все ходы, все расписания, все процедуры. Я могу помогать с пациентами, с исследованиями, с чем угодно.
— Это опасно, — предупредил Харистов. — ГКМБ, Вельский — они не шутят. И если они узнают о вашей причастности…
— Я готова рискнуть, — её голос был тих, но тверд. — Потому что я видела девочку в педиатрии. Ксению. И я видела, как вы смотрели на неё сегодня — как человек, который не собирается позволить ей умереть.
Что-то дрогнуло в глазах Харистова. Маргарита затронула нерв — точный, болезненный.
— Вы правы, — сказал он после паузы. — Я действительно думаю о том, чтобы использовать нанокровь для Ксении. Но её случай сложный — лейкемия, ослабленный иммунитет, множественные органные поражения. Нам нужно точно рассчитать дозировку, метод введения…
— Я могу помочь, — Маргарита подалась вперёд. — Я изучала онкологические протоколы, хотя формально не должна была иметь к ним доступа. У меня есть идеи о том, как можно модифицировать стандартные процедуры.
Харистов смотрел на неё долго, оценивающе. Затем, словно приняв решение, он наклонился к ней и начал говорить — не как с медсестрой, а как с коллегой, равной.
— Нанокровь — это синтетическая кровезаменитель с наномашинами, способными регенерировать ткани на молекулярном уровне, — его голос был тих, но наполнен интенсивностью. — Технология изначально разрабатывалась для военных целей, но доктор Тайгаев перенаправил исследования на мирное применение. Мы модифицируем её, стабилизируем, исследуем возможности и ограничения.
Он рассказал ей всё — о проекте «Феникс», о своём «двойном сердце», о подпольной клинике, которую они создавали. О планах использовать нанокровь для спасения тех, кого система здравоохранения списала со счетов.