Он пошёл туда.
Брагонье почувствовал, как мембрана его сосредоточенности прогибается. Полусфера, которой он окружил Барриса, точно невидимым колпаком: покорил его, подчинил, поработил. Он чувствовал девчонку: видел её глазами тренера. Но по периферии психического поля катилась рябь интерференции, от которой тянуло холодком: там был ещё кто-то. Другой человек, который Достиг. Человек, который бесцельно скрёб граблями по песку. Человек, в чей дом он вломился.
Как раз вовремя. Пускай подойдёт поближе.
Брагонье отвлёкся от Барриса, положил на заднее сиденье полотенце, украденное из багажника тренера, и вытащил из бардачка грязную футболку.
— Тренер? — В голосе девушки прозвучал страх. Она слышала про Жонкиль.
Баррис оглядывался, чувствуя страх не меньший. Впервые за двадцать лет он готов был разрыдаться, потому что понятия не имел, отчего сюда припёрся. В закатном свете гребешки волн отливали яростно-белым.
Он подошёл ещё ближе. Девушка отодвинулась, жестом неосознанной обороны поджимая колени.
— Я не хотел тебя напугать, — сказал тренер Баррис. — Я просто вышел прогуляться.
И вдруг кинулся наутёк, в сторону деревянной лестницы, тянущейся с пляжа на хайвей.
Коринн села и увидела, как ещё кто-то идёт по пляжу в её сторону. Она узнала этого человека. Преподобный, как бишь там его...
Гарнер почувствовал прилив тошноты. Ощущение было незнакомое, но явственное. Чувство исключительной неправильности, с которым он понял, что отстранён от внутренних областей своего естества, что он больше не там, где и его тело, а в другом месте, что он превратился в ходячую камеру, сновидца, одурманенного снами. Он смотрел, как идёт по пляжу к девушке по имени Коринн. Ветер нёс песок ей в глаза, и девушка отвернулась от ветра, но тот взметнул волосы, заслоняя лицо, и Коринн подняла руку, отводя их, а Гарнер всё шёл и шёл к ней.
Собрав волю в кулак, он принудил себя остановиться. Обратил внимание, тянувшее наружу — к девушке, смотревшей на него перепуганными глазами, — в противоположную сторону, внутрь, где таились ощущения за пределами ощущений. Он отыскал там самого себя, себя настоящего, и постепенно переместил это ощущение из тонкоэнергетического центра в наружные слои личности, пока не восстановил контроль над восприятием внешнего мира.
Затем Гарнер сознательным усилием воссоединил своё мировосприятие с телом, сердцем и мозгом. И снова стал сам собой.
Брагонье моргнул от неожиданности, стараясь восстановить утраченный контроль над разумом Гарнера, и оглянулся на грузовичок. Гарнер пошёл к лестнице.
Неслыханно! Брагонье был совершенно уверен, что расставленная на Гарнера ловушка сработает. Что священник явится неподготовленным. Он недооценил Гарнера.
Брагонье сжал в пальцах футболку и сфокусировался, используя Метод. Ещё раз потянулся к Гарнеру — но оказалось, что Гарнера-то и не видно. Как если бы того заслонило сверкающее, тревожно неузнаваемое облако.
Затем дверца со стороны пассажирского сиденья открылась. Гарнер остановился, глядя на Брагонье с унизительной жалостью. Поднялась волна гнева: Гарнер пытался овладеть им! Он считывал разум Брагонье и морщился от омерзения...
Брагонье полез в бардачок, откуда раньше достал футболку и где у него был припрятан пистолет калибра 0.38, а потом...
...потом ему показалось, что он наблюдает собственные действия в замедленном повторе. Видит, как тело его колеблется и кладёт пистолет в карман штанов. Дверца со стороны пассажирского сиденья распахнулась шире.
Несколькими минутами позже Брагонье обнаружил себя — сновидца, одурманенного снами, — за рулём грузовичка, едущего по хайвею. Гарнер молча сидел рядом. Их теперь было двое. Двое в машине на трассе. Брагонье видел, как тормозит машину за полквартала от полицейского участка и открывает дверцу, чтобы выпустить Гарнера. Видел, как едет дальше, к самому полицейскому участку, останавливает грузовичок, паркуется на двух местах. Мгновение он сидел, сжимая пистолет. Потом положил пушку обратно в карман и вышел из вэна.