Господи, подумал он, это что же, я проложил себе дорогу по её трупу?
И Эми встречалась с Артрайтом. Артрайт работает с Джеффом. Мир не просто тесен, он битком набит.
— Да... — выдавил Прентис, — да, приятная девочка.
— Да. Такая трагедия. Слушай, у меня ещё поздний обед...
— Хорошо. Я попрошу Бадди переслать тебе набросок. Надеюсь, понравится.
— Всем, чем могу... Поговорим попозже, Том.
Артрайт принялся отдавать инструкции секретарше, а Прентис поспешил прочь.
Снаружи, после чрезмерно старательного кондиционирования, было просто дьявольски жарко, но он решил немного пройтись и поразмыслить. А что, если контракт с Артрайтом не выгорит? Тогда что? Артрайт обсуждал Джеффа Тейтельбаума. Господи, ну может, Джефф поможет...
Прентис остановился, прищурился на солнце, осмотрел один из фасадов.
Все декорации были ему знакомы, но эта вызвала особенный прилив узнавания. Вероятно, её использовали в Копе по прозвищу Клинок. Джефф тогда прислал Прентису полароидный снимок себя самого на съёмочной площадке Клинка, рядом с одним из этих вот фальшивых домов. Поддельные кирпичи стены на скорую руку расписаны поддельными граффити, но широкоугольная камера «Полароида» обнажила деревянные подпорки по ту сторону фасада, а Джефф на картинке присел на корточки в тени, заглядывая из реального мира в мир оживающих грез. Если быть точным, он глазел на исполнительницу главной женской роли Зену Холдбридж.
Несколькими месяцами раньше Джефф прислал Прентису открытку с Мауи. Джефф был из тех пацанчиков, с которых станется прислать открытку с Гавайев — на песке вытянулись девушки топлесс, а внизу нанесённая принтом подпись: Отличный вид из моего отеля, а? Джефф искренне прикалывался со всей этой кичухи.
Прентис шёл к паркоместу Лу Кенсона, и солнце припекало ему затылок. Добравшись до нужного ряда, он почувствовал, как в голове зарождается сильная, многообещающая боль. Машина, жарившаяся на солнце, представляла собой воняющий винилом адский котёл.
По спине Прентиса снова покатился пот.
— Ну и хрен с ними, с озоновыми дырами-то, — пробормотал Прентис, включая кондиционер.
Удаляясь от студии, Прентис попробовал прийти к каким-нибудь выводам о встрече — и не сумел. Артрайт отнёсся к его идее без фанатизма, но это совсем не значило, что будущего у неё нет. Он даже чуток набрался отваги — ибо, как судачили на вечеринках Гильдии сценаристов, Голливуд из тех мест, где если не сдохнешь, то наберёшься отваги.
Как обычно после переговоров с тузами киноиндустрии, Прентис понятия не имел, на каком он свете.
Когда сам себя режешь, приятнее всего. Вот какой вывод сделал Митч этим утром.
Это был не обычный нож, купленный в лавке, а заточка из блестящего металла, оторванного от рамы стального зеркала. Наверное, алюмооловянный сплав или что-нибудь в этом роде. Зеркало было не стеклянное, а металлическое, чтобы его не разбили, но сосед Митча, Лонни, день за днём трудился над рамой, отгибая туда-сюда, и сумел отколупать её по диагонали. Получились два куска металла, заострённые на манер стилетов. Лонни дополнительно заострил их в душевой, о железную трубу, одну заточку оставил себе, а другую дал Митчу для самозащиты. Низ каждой заточки обмотали обрывками полотенец, чтобы хват был крепче.
Митч был в Центре для несовершеннолетних, сидел на полу в комнатёнке, которую делил с Лонни. Ему удалось разжиться ампулкой крэка. Он был в одиночестве: Лонни вытащили во двор на физру. Комната несколько походила на помещения маленького общежития. Стены выкрашены в два тона, оранжево-коричневые у пола, светло-оранжевые выше уровня плеч. Потолочные лампы за предохранительными решётками. Окно забрано толстыми металлическими прутьями. В двери смотровой глазок. Дверь была закрыта. Митч сидел на линолеуме так, чтобы его не могли заметить, просто заглядывая в глазок снаружи. Пускай думают, что он во дворе играет с остальными в баскетбол.
Может быть, стоило пойти в душевую, а то крови будет... Смыть в туалет. Но он не мог больше терпеть. Надо было сделать это прямо сейчас. Он вонзил заточку глубоко в плоть предплечья. Боли не было. Он чувствовал их радость. Сладкое вязкое ощущение — сироп награды. В тазу... копчике... позвоночнике... голове.
Кровь струилась по его руке и стекала на пол. Это не нож, а так, игрушка. Зонд, сенсор, щуп.
Митч Тейтельбаум, семнадцати лет от роду, смахивал на своего старшего брата Джеффа: такой же тощий, с быстрыми карими глазами, вот только нос немного меньше, а щёки не такие пухлые. Митч пробовал отрастить усы и ограничился дюжиной курчавых тёмных волосков.