Про Митча он, однако, слушать не хотел. Младший брат Джеффа — гораздо моложе того, неизменно ершистый. Родители Джеффа развелись, когда Митчу исполнился только год, и Джефф остался у папочки, сотрудника Национальной стрелковой ассоциации, лоббиста отмены ограничений на продажу оружия, а Митч — у матери, которую Джефф определял как «истеричку и содержанку». Прентис ни разу не слышал от Джеффа о ней ни единого доброго слова. Возможно, Джефф по-прежнему на неё злился, что оставила его. Джефф и Митч не виделись годами, поскольку родители их ненавидели друг друга, и мать всячески ограничивала права посещения. А потом — два года назад — Митч постучался к Джеффу в дверь, сбежав от очередного маминого бойфренда. Последнего Митч охарактеризовал кратко: «Это полная жопа».
Так и вышло, что Митч и Джефф стали жить вместе, и Джефф за два года успел вытащить брата из немалого числа передряг, в основном связанных с наркотой. Судя по доходившим до них вестям, мать их погибла: кажется, села за руль в подпитии. А потом — бинго — Митч пропал. Джефф неустанно названивал в Нью-Йорк и трепал Прентису нервы рассказами о поисках мальчишки. Прентису не хотелось, чтоб ему сейчас опять все уши прожужжали Митчем, в особенности когда он, Прентис, старательно пробует сосредоточиться на бейсболе. Уловить его неуклюжее величие и суматошный дзен.
Получалось не очень. Он не мог сосредоточиться на игре. Его мысли возвращались к первой встрече с Эми.
Опыт той встречи в общем суммировал опыт всех отношений с нею.
Нью-йоркское кафе промозглым октябрьским днём. Ланч с Глорией Цикарян, книжной художницей. За стеклом, по которому стекали струйки дождя, проносились кэбы — жёлтые, словно книжки для взрослых. Прентис и Глория попивали латте, взяв по салатику и сырному круасану. Свидание, думал Прентис, для Глории в большей мере, а для меня в меньшей. Глория была, пожалуй, даже красива — но какой-то тоскливой красотой, да и подбородок у неё достаточно безвольный... Глаза крупные, тёмные, того же оттенка, что кудрявые волосы, в беспорядке выбивавшиеся из-под красного беретика. Она одела цыганское платье цвета ржавчины с лифом, но декольте её наводило Прентиса скорей на мысли о подошедшем хлебном тесте.
Глория очень гордилась тем, что показала ему это маленькое кафе в Центральном парке, отделанное в стиле яппи из Санта-Фе. Бистро специализировалось на салатах, или «salades», как значилось в меню. Глория не прекращала трепаться о том, какое хорошее это место, пока Прентис не сказал, делая ей одолжение:
— Да, просто отличное.
Затем Глория ударилась в бесконечные жалобы: то её попросили проиллюстрировать серию научной фантастики, а в этом жанре она ни в зуб ногой, и пришлось поездить по конвентам, «где не протолкнуться от женатых жирдяев в возрасте с самодельными мечами, пояса у них такие широкие, а шляпы прям средневековые», и представляешь, они ещё приударить за ней пытались. То обложки в специализирующемся на дешёвых книжках-пейпербэках издательском доме, где Глория работает, совсем испоганились. Выходя из себя, Глория ёрзала на стуле, говорила сильно в нос и не давала прервать нытьё даже на секунду. Прентису подумалось, что с таким подходом паузы станут самыми ценными моментами их встречи.
А потом в кафешечные двери вломилась Эми с плейером Walkman, в мини-плащике: последний раз Прентис видел такой короткий дождевик в 1968-м. Тонкая, изящная, и во всех повадках сквозил аристократизм, который макияжем было не приглушить. В те дни у неё были волосы цвета кедра, так высоко подколотые, что открывались длинная шея и затылок. В мочки ушей продеты ониксовые серёжки — летучие мыши.
Эми остановилась сразу за дверью, бросая окрест короткие взгляды, спрятала Walkman в карман плащика, закрыла зонтик и выставила на всеобщее обозрение длинные ноги в тёмно-розовых колготках.
Завидев Эми, Глория на миг оцепенела и непроизвольно одарила её взглядом, способным убить на месте. Эми тоже её увидела и прямой наводкой устремилась к столу. Глория с тихим отчаянием вздохнула.
— Глори-и-и! — весело прощебетала Эми. — Я так и знала, что ты забьёшься от дождя в жуткое местечко, где хавчик дороже двух баксов не подают. Глория, у меня прекрасные новости!
— Это, — безнадёжно сказала Прентису Глория, — Эми Айзенберг, мы вместе угол снимаем.
— Господи! Ну ты и тянула меня представить. Слушай, а он большо-о-ой! Я не думала, что тебе нравятся большие. То есть большие мужчины, ну ты понимаешь, у них все органы достаточно...