Митча прошибла паника.
— Нет. Не пойду.
— Тут никого, — ответил Палочка-Выручалочка высоким писклявым голосом, как у цирковых лилипутов. Собственно, росточком он ненамного их превосходил, от силы на дюйм или два. — И эти, в клинике, они все заняты. Я тебе кое-что принёс, чтоб ты не чувствовал боли, и привёз, чтобы тебе не пришлось идти. — Он вытащил шприц. — Морфин.
Он усмехнулся с ноткой извинения.
— Предпочли бы использовать прямую связь, но она поломалась, так что...
Он пожал плечами и улыбнулся ещё шире.
— Морфин? А, да. Пожалуйста.
Митч подумал, что пускай только Палочка-Выручалочка даст ему болеутоляющее, а потом он откажется идти. Нажмёт кнопку вызова медсестры. Позовёт на помощь.
Но когда Палочка-Выручалочка влил содержимое шприца в капельницу, Митча захлестнула тёплая волна равнодушия, и он позволил Палочке-Выручалочке сперва одеть себя, а потом пересадить в кресло-коляску.
На пути прочь из госпиталя, пока плохо смазанная коляска скрипела по коридорам и вестибюлю, Митч обнаружил, что лениво смотрит на свою руку, испещрённую зашитыми ранами. С концов торчали чёрные нитки, стягивавшие края ран. Они были похожи на ножки или антенны насекомых, роящихся в его коже.
Ему было всё равно. Он уснул.
— Ты уверен, что не спал с Эми?
— Мне кажется, я бы заметил.
— Не смешно, Джефф. Ты знаешь, о чём я.
— Нет, честно. Она просто заявилась и сказала, что ей негде переночевать. Митч был ею просто восхищён. Я думаю, его уважение к тебе возросло порядка на четыре, когда я сказал, что она твоя экс.
Они сидели в маленьком кабинете Джеффа. Хозяин устроился в оранжевом плетёном кресле, а Прентис — в обычном вертящемся со спинкой. Плетёное кресло Прентиса бы не выдержало. Он выбрал место рядом с компьютером, Джеффовой коллекцией календарей «Плейбоя» 1950-х и начала 1960-х и набором японских фигурок всяких годзилл. Другую стену занимали пыльные книжные полки и всякие редкости. Журналы и газеты в беспорядке нагромождены поверх дешёвых пейпербэков издательства Penguin и коллекции пальповых детективчиков — ещё одного Джеффова достояния. Каждый детектив был заключён в отдельный чистый пластиковый футлярчик. Наконец, в шкафу разместилась коллекция пистолетов Джеффа: маленькая, но впечатляющая.
Они ждали, пока прозвонит телефон.
— Она ночевала на футон, — вежливо сказал Джефф. — А Митч был вынужден спать на полу в спальном мешке. Я знал, что ты пытался ей устроить нормальную жизнь. Я с ней говорил, но она была сама не своя. Она сказала, что пытается собраться с мыслями. Сказала, что у неё наклёвывается контракт или что-то такое, но не знает, можно ли доверять тому парню. Я подумал, что она, наверное, собирается выторговать себе роль отсосом.
— Блядь.
— Именно. В любом случае — она не хотела много об этом говорить. Просто сидела на футон, поджав ноги...
— Она всегда так сидела, если место было.
— ...и глядела в ящик. Не мигая. Она посмотрела подряд четыре ситкома, но ни единой шутке не улыбнулась. Когда я уходил на встречу следующим утром, она всё ещё была там, на футон. Заснула. Я потом позвонил. Митч сказал, что она ушла. — Джефф сделал паузу, хрустя коленными суставами и глядя в никуда. — Я... наверное, у меня настроение было хреновое, потому что я наорал на Митча по телефону, сказал ему, чтоб искал себе работу и какую-то профессию. Или пускай-де проваливает назад в школу. А когда я вернулся, его тоже не было. Он даже записки не оставил. Ничего не сказал. Я не связываю его исчезновение с пропажей Эми. Может, и вправду нет связи. Наверное, нет...
— Как это так вышло, что я об этом только сейчас узнаю?
— Потому что Эми просила меня не говорить. И потому что я знаю, что ты иррациональный ревнивец. Я хотел сказать, что в жизни пальцем её не коснулся, но если бы рассказал тебе, что она была у меня, ты бы меня всё равно изжарил на медленном огне. Ты можешь развестись с женой или расстаться с подружкой, а три года спустя всё ещё будешь её ревновать. Даже если это ты бросил её. как обычно и происходит.