Но он продолжал сдирать обои, расчищая всё больше и больше забрызганных участков. Потом он увидел царапины. В этом месте обои были прорваны ещё раньше. По стене тянулись следы ногтей или когтей. Следов было четыре. Рядом с ними в стене была дырочка. Он обнаружил её по дуновению просочившегося воздуха.
И он услышал голоса.
В дырочке стал виден слабый свет. Митч нагнулся и приложил к ней правое ухо.
(ледяная игла, сейчас через дырку мне в ухо воткнётся ледяная игла)
(да не бери себе в голову, что за чушь)
Он прищурился, пытаясь разглядеть скошенным глазом, что там, за стеной. Он видел какие-то розовые движущиеся формы... розовые, цвета плоти...
Глаз сфокусировался. Он увидел уголок соседней комнаты. На кровати трахались мужчина и женщина. Совокуплялись без видимого ритма на незастеленном матрасе и болтали. Он не разбирал, о чём. И был там ещё кто-то, перемещался в узком секторе зрения Митча, двигался, чтобы встать рядом с кроватью.
Больше Чем Человек? Он не был уверен. Он видел только руку, фрагмент кисти. Потом этот человек отступил в тень, и остались только мужчина и женщина на кровати. Парочка истекала кровью. Они двигались так, словно ползли по пустыне, а не сексом занимались. Как если бы каждое их движение совершалось через силу, каждая фрикция вырождалась в конвульсию, лишь технически достойную называться сексом. Он видел, что у мужчины на спине выступили узелки позвонков. Мужчина был жутко истощён, вымотан. Ухо у него было разодрано, свисало жалким обрывком, и оттуда текла кровь.
Они плакали. Медленно, жалобно всхлипывали.
— Пожалуйста, — молил человек на кровати, — пожалуйста, остановите это... я не могу... больше...
— Да... пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, — застонала женщина. — Дайте отдохнуть, мы потом всё сделаем... — Длинный скрежещущий стон. — Пожалуйста.
— Ещё, — сказал тот, кто смотрел на них из тени. — Ещё больше. Больше. Больше. Ещё больше.
Движения парочки на кровати изменились — притом полностью, качественно. Митч ощутил вкус горящей электроизоляции — вкус мозгосиропа. Парочка принялась извиваться и идиотски, истошно хихикать. Они задвигались быстрее, как марионетки на ниточках одержимого сексом кукловода.
Нога женщины задёргалась в судорогах, рука затрепыхалась, как у висящей на удилище рыбы. Партнёр отвернул от неё лицо. Митч не видел его сколько-нибудь чётко, но слышал и видел то, что лилось у мужчины изо рта. Того рвало кровью. Толстой тугой струёй кровяной рвоты. И всё же он продолжал трахать партнёршу.
Митч почувствовал, что у него пол уходит из-под ног. Он отшатнулся и сполз по обоям на половицы.
Потом поднялся, прокрался через комнату и швырнул своё тело на оконную раму. Внутреннее стекло вылетело, но окно не открылось. Рама была наглухо заблокирована.
Он уставился на осколки, рассыпавшиеся по полу в причудливых геометрических сочетаниях. Можно перерезать себе артерию...
Тут он почувствовал, что за ним наблюдают. Он развернулся — никого, но ощущение присутствия Больше Чем Человека не уходило. Словно бы невидимая рука опустилась на него. Он сжался, ожидая кары.
Они не позволят ему себя убить. Он даже не сумеет поднести осколок себе к горлу. Больше Чем Человек не даст ему сбежать так легко.
Глава 5
— Добрый день...
Прентис взглянул в сторону открытой передней двери.
Там стоял полицейский в униформе, глядя сквозь сетку от насекомых.
— Здравствуйте, меня зовут сержант Спаркс. Я ищу Джеффа Тейтельбаума?
Прентису подумалось, что даже копам тут свойственна раздражающая калифорнийская привычка превращать любое утверждение в вопрос. Он глянул в сторону открытой двери спальни. Ну что, я завтра пойду на терапию? У меня развилась боязнь оставаться в одиночестве?
Прентису в таких случаях всегда остро хотелось спросить: ну так ты идёшь или не идёшь?
Он поднялся с подлокотника софы, на котором сидел, неловко потоптался на месте несколько мгновений, решая, стоит ли самому поговорить с этим офицером или подождать Джеффа из ванной.
— А, э-э...
Но тут звякнула цепочка на двери ванной, и оттуда рысью выбежал Джефф.
— Да-да, офицер, пожалуйста, — сказал он, отдёргивая сетку. — Входите прямо сюда.
Офицер Спаркс телосложением напоминал кеглю: плечи узкие, бёдра широкие. Он носил дизайнерские очки в толстой оправе. От него веяло усталой властностью. Лицо у него было грустное, как у панды. Он принёс папку для документов. Время от времени прикреплённая к его поясу рация оживала, выбрасывая в эфир треск статических помех, и что-то бормотала в пространство.