Эфрам улыбнулся ей.
— Дорогая, а ты, наверное, Наоми! Присаживайся. Хочешь выпить?
Они выпили, поболтали немного, и Эфрам отправил толстушке-проститутке конверт через столик. Констанс почувствовала, что у неё влажнеет вагина, представив, что произойдёт со всей этой плотью в ходе ритуала Мокрухи.
Отлично, подумала Констанс, вот так и надо. Я реагирую. Я приучаюсь восторгаться при мысли об этом. Наверное, Эфрам будет доволен.
От Эфрама потянуло одобрением, как тёплым ветерком от нагревателя в холодной комнате.
Девушка отпустила несколько глуповатых реплик насчёт сексуальности Констанс, наверное, просто потому, что чувствовала себя обязанной это сказать. А Констанс понравилось. Ей начинало льстить женское внимание. Она в жизни не считала себя на такое способной — да что там, месяцев шесть назад одно упоминание об этом заставило бы её с омерзением фыркнуть: «Хадость!». Но по сравнению с прочими изменениями, случившимися в её характере и аппетитах, этим можно было и вовсе пренебречь.
Пропустив парочку «маргарит», Наоми сделалась разговорчива и пошла без умолку судачить о своём житье-бытье. Констанс подумалось, не стимулирует ли уже Эфрам центры наслаждения девушки.
— И вообще, — говорила Наоми, — я повстречалась знаете с кем? С кинопродюсером? И он, понимаете, мной заинтересовался? И он хочет меня, э-э, привлечь к своему следующему фильму, а я ему, Да ладно, я ж не вчера родилась, а он: Нет, правда, я тебе назначу кастинг прямо сейчас — ты позвони моей секретарше, хорошо? И, я так скажу, я всегда предчувствовала, что так будет, я всегда знала, что мне уготована великая судьба. Мне это сказала моя гадалка. Она бросает карты и говорит: тебе-де уготована великая судьба!
Эфрам усмехнулся при этих словах.
— Я в этом тоже совершенно уверен, Наоми. Ха-ха.
Наоми продолжала лепетать:
— И, я так скажу, я всегда знала, что я какая-то особенная, даже когда не видела этого расклада карт? Вы знаете? Потому что я, э-э, я всегда чувствовала в себе талант, я его использовала, когда с клиентами, им это нравится, они это любят, я воплощаю все эти, знаете, роли, которые они просят, и у меня разные костюмы есть, и я попросту становлюсь этими персонажами, например, Эльвирой. Ну, вы в курсе, Эльвира с, ну, ТВ? И вот, значит, я притворюсь Эльвирой, у меня будут чёрные парик и платье, и они мне скажут: Да хватит нас разыгрывать, ты и есть Эльвира, ты всё это время её играла, нет? А я скажу, что нет, но у меня есть талант, и всегда был, и всякое такое...
Наконец у Эфрама остекленели глаза, а это значило, что девушке недолго осталось жить. Он оплатил счёт, взял Наоми за пухлую ручку с множеством серебряных колец, и продолжавшая весело болтать проститутка последовала за Констанс и Эфрамом наружу, через парковку, на второй этаж мотеля, в номер 77, и там Эфрам включил порноканал. Девушка не обратила особого внимания, только болтовня её перетекла немножко в иное русло: как она играла во взрослом видео, и знакома с некоторыми тамошними актрисами, и как режиссёр всегда ей говорил, что она из них единственная наделена подлинным талантом... и у неё всегда был этот талант, всегда присутствовало ощущение собственной великой судьбы...
Эфрам некоторое время забавлялся с ней в этой комнате, посылая в девушку разряды наслаждения — не очень сильные, приписанные Наоми прикосновениям Констанс. Наконец Наоми бросила лепетать, и они погрузились в ирреальный мирок. Там стоял плотный розовый туман, возникший, казалось, из ниоткуда, наполнивший комнату запахом одновременно цветочно-насыщенным и кожистым. То был островок уединения, где единственной допустимой формой одежды считалась чёрная кружевная комбинация Наоми, а единственным окном остался телеэкран, где крутилась-дёргалась пикселизованная плоть, раздавались показные вздохи и происходили деланные соития, и всё это под дешёвый хип-хоперский саундтрек; и единственным очажком постоянства в нём, если не считать клиторальных узелков, слизистых мембран и мерно хлопающих огромных грудей Наоми, являлся толстый коротышка, мастурбирующий в углу.
Он просто был там, представал как часть фона, он всегда был там, а две девушки ласкали друг друга на кровати — и проститутка, обыкновенно превосходно отмерявшая время тактами своего мысленного счётчика, с лёгким, очень лёгким удивлённым трепетом погружалась в раковину забвения, уходя от потока времени.