— Да уж, в моей квартире точно что-то этакое обитает. Ведь «все мы здесь не в своем уме», — попыталась отшутиться Ксения.
Как-то раз он попросил:
— Может, уберешь это зеркало из прихожей? Только не смейся, но каждый раз, когда я мимо него прохожу, в полутьме там вместо отражения мерещится черт-те что...
Ксения смеяться не стала. В следующий раз, придя в гости, он увидел, что зеркало завешено тканью.
В другой раз спросил:
— А откуда эти царапины от когтей на обоях?
— Кошка, — сказала Ксения.
Он знал, что никакой кошки ни у нее, ни у ее соседей по квартире нет, но решил не задавать вопросов.
Однажды он споткнулся о грязный, осклизлый порог кухни и растянулся на полу. Когда он поднялся, Ксения увидела у него на виске кровь: при падении он ударился головой о латунную ручку древнего, как мамонт, буфета.
— Лучше тебе не приходить больше, — тихо сказала она, вытирая ему кровь смоченной в спирте ваткой. — В следующий раз может быть хуже.
А он вдруг спросил:
— Не хочешь продать эту комнату? У меня есть накопления, можно было бы купить квартиру в новом доме и съехаться... Ты ведь всю жизнь этот склеп ненавидела.
— Надо подумать, — растерялась она. — Вряд ли в этом доме вообще кто-то захочет поселиться...
Как ни удивительно, покупатель нашелся.
В последний вечер в этой квартире Ксения обошла ее всю, то ли желая запомнить все получше, то ли гадая, как скоро сумеет это забыть. Провела пальцами по старым отслаивающимся от стен обоям и по заскорузлой поверхности капризной газовой колонки на кухне, сняла ткань с зеркала в прихожей.
Потом заглянула в кладовку. Там, разумеется, лампочка тоже не включалась: всю ее жизнь это место было средоточием тьмы и тайны. В кладовке должно было пахнуть пылью и старой одеждой, но вместо этого из темноты шел странный влажный запах, напоминающий о перегное и одиночестве.
Ксению это, впрочем, совершенно не удивило.
— Ну... прощай? — тихо сказала она темноте.
Они благополучно переехали в образцово нормальную квартиру в новеньком доме в Девяткино. С работающим звонком и просторной светлой прихожей.
Ксения изо всех сил постаралась стать как все. Она научилась быть симпатичной и улыбчивой и даже покрасилась в блондинку. Она завела приятелей, с которыми можно было обсуждать книги и кино на новенькой красивой кухне, придумала себе пару умеренно интеллигентных хобби. Словом, делала все то, что делают обычные люди и что с детства казалось ей залогом счастья.
Скрипы и шорохи, следы когтей на засаленных обоях и темное нутро кладовки снились ей все реже.
Беда в том, что все это почему-то ее не радовало.
Ей не хотелось признаваться в этом даже себе, но она скучала.
Может, в ее старом доме и не жил мокумокурэн, но дом определенно был чудовищем... Разве можно скучать по чудовищу?..
Получается, можно.
Однажды ноги сами привели Ксению к остановке, где можно было сесть на хорошо знакомый ей автобус номер семнадцать. Ксения увидела, что этот автобус тут больше не ходит, но лишь укрепилась в желании побывать в старой квартире. Она дошла до метро, собираясь доехать до станции Воздухоплавательный Парк — ведь оттуда до ее родного Стражницкого переулка было всего несколько минут ходьбы; остановилась перед схемой станций, прикидывая, как быстрее добраться...
...и замерла. Станции, где она прожила почти всю свою жизнь, на схеме не было. Вообще.
«Что за ерунда?..» Ксения открыла карты на мобильном телефоне. Стала тыкать в кнопки, желая найти свой старый дом, переулок и станцию метро.
«Воздухоплавательный Парк»... Результаты поиска: ничего не найдено.
«Стражницкий переулок»... Ничего не найдено.
Тогда она трясущимися пальцами набрала цифры, который не забыла бы, наверное, никогда: свой старый домашний номер телефона.
После нескольких мучительно долгих гудков трубку все-таки взяли.
— Да?..
— Это я, — торопливо сказала она. — Ксения Воронова, девушка, которая жила раньше в вашей квартире... Вы меня помните?
— Помню.
— Вы только не удивляйтесь, но я хочу спросить... Дом ведь стоит в Стражницком переулке?
— Вроде никуда не улетел, — усмехнулся собеседник. — Он все там же, в паре минут ходьбы от Воздухоплавательного Парка.
— Уф. Гора с плеч... Представляете, в метро на схеме теперь почему-то нет моей станции.
— Не в обиду тебе, милая, но — моей станции. Увы, да, не все схемы отражают действительность.