После ухода русских страну захлестнула гражданская война. Но Нури удалось сохранить свою семью. А потом к власти пришел «Талибан». И в первую очередь он закрыл женские школы, а затем запретил женщинам работать. За военные годы было убито столько мужчин, что семья Нури была одной из многих, где деньги зарабатывали женщины.
В отсутствие кормильца маленькая семья Нури внезапно оказалась на пороге голода.
Хотя «Талибан» и запрещал женщинам занимать достойные должности, он сквозь пальцы смотрел на проституцию. И Нури сделала немыслимое для уважаемой афганки — она начала торговать своим телом. В первый раз она получила очень большие деньги, поскольку была девственницей. Но вскоре расценки снизились, и она была вынуждена принимать по нескольку клиентов за ночь. Поскольку «Талибан» запрещал женщине появляться на улице без сопровождающего ее мужчины, ей приходилось брать с собой двенадцатилетнего сына своей сестры, когда она отправлялась на поиски клиентов. Бедный ребенок стоял на холоде, прислушиваясь к звукам сексуальных утех своей любимой тети.
Вот что принес «Талибан» Афганистану.
И хотя с детства я уже успела познакомиться со множеством женских трагедий, я никогда не предполагала, что афганки подвергнутся еще большему унижению.
Я впадала в полное отчаяние, когда думала о своем бедном сыне, который по-прежнему оставался заложником у своего отца и жил в безумном мире «Талибана». Как я хотела вызволить его оттуда!
И все же, несмотря на весь этот мрак, пребывая вдали от родины, я обрела радость в жизни.
ГЛАВА 23
31 марта 1996 года в 19.40 я снова стала матерью. Я произвела на свет прекрасного мальчика и тут же назвала его Дюраном. Все мои родственники и родственники Халида возражали, утверждая, что нельзя называть второго ребенка тем же именем, что и первого, утраченного. И лишь Халид поддержал меня:
— Мариам имеет право назвать этого ребенка так, как ей хочется.
Дюран был идеальным ребенком, чего нельзя было сказать обо мне как о матери, ибо стоило ему заплакать или чихнуть, как я тут же бросалась с ним к врачу. После того как я трижды за день заставила водителя превышать скорость, врач усадил меня в своем кабинете и строго сказал:
— Мариам, дети должны плакать. С Дюраном все в порядке. Вы меня беспокоите гораздо больше.
— Простите, доктор, но моего первого сына похитили, когда он был совсем маленьким, — призналась я. — И с тех пор я его не видела. Поэтому так волнуюсь за этого ребенка. Я не допущу, чтобы с ним произошло что-нибудь плохое. Еще одну потерю я не перенесу.
Несмотря на то что мои близкие были страшно рады рождению Дюрана, папа с каждым днем чувствовал себя все хуже. Он начал пользоваться кислородной маской, а прогноз врачей составлял не более двух лет жизни. Халид согласился с тем, что я должна уделять ему как можно больше времени, и мы договорились, что я на полгода уеду к нему в Виргинию, а затем вернусь с ним в Джедду. И я счастлива, что сделала это, поскольку пробыла с ним все время до самого его ухода.
Мы уже жили в Джедде, когда папе стало совсем плохо. Я уже лежала в постели, когда в дверь постучала горничная и сообщила, что мой отец с трудом дышит, вспотел и глаза у него закатились. Я поспешно оделась и позвала водителя и садовника, которые перенесли папу в машину. Мы помчались в больницу.
— Мне так хочется спать, дочка, — пробормотал папа, едва мы добрались до места.
Я обняла его, но он уже испустил дух. Я выскочила из машины и начала метаться по стоянке:
— На помощь! На помощь! — кричала я.
Но никто уже не мог его реанимировать. Папа почил с миром, а я продолжала жить в окружавшем меня безумии.
В Саудовской Аравии все сопряжено с трудностями, даже смерть. Как и все мусульмане, папа мечтал о том, чтобы его похоронили в святом для мусульман городе Мекке. Но правительство Саудовской Аравии отказало нам в этом. Я позвонила в американское консульство, и консул пообещал мне получить необходимое разрешение, но на это могло уйти три дня. Это было невозможно, так как, согласно нашей религии, усопшие должны быть похоронены в течение суток после смерти. Поэтому Халид договорился похоронить папу в Джедде. Похоронами, как и многим другим в Саудовской Аравии, могли заниматься только мужчины. Арабы считают, что женщины могут утратить самообладание во время похорон, рвать на себе волосы и раздирать одежду, поэтому их оставляют горевать дома за закрытыми дверьми. Мне запретили присутствовать на похоронах собственного отца. И впервые за все это время я была вынуждена признать, что отец был прав: в Саудовской Аравии не было места женщине.