Это опечалило Тома, но не удивляло. Гораздо большее беспокойство он испытал, получив сообщение своего бывшего помощника Тревора. Этот жизнерадостный ливерпулец, озлившись на Симаду, не подпускающего его к материалам торгов, уселся к компьютеру и сделал распечатку всех позиций, учитываемых банком. Сначала он решил, что где-то ошибся: судя по цифрам, Симада непозволительно рисковал, односторонне взвинчивая ставки в рыночных торгах. Но все подтвердилось. Симада явно зарвался, заигрался…
Том попросил Тревора передавать ему по факсу эти распечатки каждый вечер. Он увидел, что позиция Симады взлетела до уровня, где движение в пропасть стало необратимым. Он уже не мог выйти из своих игр без подрыва, который смахнул бы полностью не только лондонский журнал торгового учета, но и прибыли «Сумикавы» до конца века. Он действовал, как сумасшедший.
А может, нет? Чем больше думал Коно о ситуаций, тем сложнее она казалась. Одностороннее взвинчивание ставок в играх Симады было явно в пользу доллара США. Доллар усердно скупали, и его курс неожиданно вырос по отношению к другим валютным единицам. Если позиции ликвидировать, доллар рухнет, вернее, войдет в режим свободного падения. Симада не мог этого не знать.
И вот в своем офисе на Хоккайдо Том Коно, сидя за компьютером, быстро набирал самое важное письмо из всех, какие он когда-либо писал. Оно было адресовано экс-председателю банка «Сумикава», которого вынудили уйти в отставку два года назад после переворота в правлении. Том не встречал этого старика, но о нем говорили неплохо, в частности, и о том, что он жил мыслями о восстановлении своего доброго имени и с горечью следил за действиями нового руководства.
Действительно, экс-председатель страстно желал воздать по заслугам Ядзаве, своему бывшему протеже, который сначала интриговал за его спиной, а потом подготовил переворот и сместил его. Ядзава… Он надменно улыбался, сидя на памятном совещании, когда прозвучали нелепые, оставшиеся недоказанными обвинения.
У них тогда хватило наглости, злился отставник, требовать отчет о расходах. Что из того, что его «жена номер два» ездила за счет банка в Париж и Милан и потратила несколько жалких миллионов на одежду и украшения. Магазин дамского платья в Токио, который она держала, был крупнейшим клиентом банка более десяти лет. Это оправдывало все ее расходы.
Потом они вспомнили дела его дочери… Каким-то образом они добыли копии документов из ее картинной галереи на Гиндзе. Они узнали точно, сколько раз некая картина меняла хозяев, и побеседовали с оценщиком, которому дочь давала взятки, чтобы он утвердил документы последних сделок. Картина не стоила и пятой части денег, которые были получены под залог в виде займов.
Выйдя с того совещания как во сне, он обнаружил, что его лимузин и водитель уже получили новую разнарядку. С тех самых пор экс-председатель мечтал в полной мере отомстить за унижение и стереть улыбку с лица Ядзавы раз и навсегда. Он распространял слухи, давал язвительные интервью журналистам, он разрабатывал планы мести. Его приверженцы из числа людей, которых сместили с его уходом с хороших мест, держали уши открытыми и не молчали. Они рассказывали ему, что Ядзава назначает людей на должности управляющих отнюдь не по деловым качествам. В банке многие недовольны его произволом. Кроме того, совершаются необъяснимые манипуляции на валютных и фондовых рынках.
Закончив чтение письма Тома Коно, экс-председатель закрыл от удовольствия глаза. Он засмеялся, чем насторожил молодую женщину, служившую у него секретаршей, водителем и массажисткой одновременно.
— Что случилось? — спросила она. — Хорошие новости?
— Самые лучшие, Кими-тян, — ответил экс-председатель, содрогаясь от смеха. — Самые лучшие новости за последние несколько лет.
Кимико посмотрела пристальнее. Осунувшееся лицо хозяина раскраснелось, морщины расправились. Он выглядел преуспевшим в озорстве мальчишкой, а не отставным дельцом семидесяти пяти лет.
— Это хорошо, — мягко сказала она. — Могу ли я помочь?
— Да, можешь, — произнес экс-председатель. — Снимай рубашку и иди сюда.