– И еще с десяток прозвищ, которые он сменил за долгие годы союза с Церковью, – закончил Кардинал. – И ни одно из них не настоящее. Как неизвестно и настоящее имя его давнего, очень давнего друга, которого нынче зовут Ловчим и который командует самым результативным Охотничьим отрядом. Они скрывают свои имена. Они скрывают свои намерения. Но они будут делать то, что придумал я. И что начнешь осуществлять ты.
– Я и вашего-то имени не знаю, – сказал Пес.
– Правильно. А твоего имени не знал тот, кто привез последнее письмо из Трех деревень и которого ты убил. А Старец с Горы не знал, от кого к нему прибыл посол, кто смог заплатить такую цену за странные книги и за полторы тысячи изувеченных рабов. И кто попросил убить собственного посла. Мы не можем оставлять след. Иначе по этому следу Пилигрим, Серый всадник, Хозяин сможет добраться до меня... Только пока я не известен никому, до тех пор я неуязвим для него. Только до тех пор. Можешь идти, – Кардинал не сделал паузы, переходя от разговора к приказу.
Пес кивнул, потоптался, словно в нерешительности, и шагнул за поворот лабиринта.
– Ты хотел что-то спросить? – окликнул его Кардинал.
– Кто он? – Пес не стал возвращаться, он просто стоял и ждал ответа.
– Ты ведь читал Книгу Младшего Дракона? – спросил Кардинал.
Пес молчал, ожидая продолжения.
– Ты читал... – сказал Кардинал. – Помнишь место, о Том, Кто Вернулся, и о Бесе, который шел рядом с ним?
– Это ересь, – сказал Пес. – Это вымысел одержимого дьяволом.
– Наверное, – согласился Кардинал, – но там есть несколько очень интересных моментов. И несколько очень поучительных комментариев.
– Так он – слуга дьявола?
– В той же мере, что и слуга Господа нашего. Мне иногда кажется, что он делает все, чтобы...
– Чтобы... – подхватило эхо.
– Мне кажется, что он хочет вступить в схватку с Дьяволом. Лицом к лицу, – Кардинал засмеялся, как всегда, бесшумно. – Или с Господом. Все зависит от того, с кем он встретится раньше. Или кто наймет его за большую цену. Может быть, он именно сейчас разговаривает с чертом. Или архангелом. И торгуется. А, может, даже отправился в гости к одному или другому.
Кардинал знал многое. Но последние его слова были шуткой. И Кардинал бы очень удивился, если бы узнал, что Хозяин действительно отправился в гости. Не к дьяволу, но и не к Богу. Просто к богу, к божеству.
А если еще точнее, бог сам пришел за Хозяином. И увел его с собой. Хозяин не хотел идти, но бог, атлетическое тело которого было покрыто сложным разноцветным узором и перьями, сказал:
– У тебя здесь холодно. И воняет.
Протянул руку, потом отдернул и просто указал перед собой, в серебристую паутину, повисшую в воздухе, между стеной зала и ковром, свисающим с потолка.
Хозяин усмехнулся и шагнул в паутину.
Давно он не путешествовал таким образом. Не то чтобы не хотел – не приглашали. А сам... Что позволено Юпитеру...
В лицо ударил ледяной ветер. Как, впрочем, и всегда при проходе. Два шага. Шаг входа и шаг выхода. Два легких прикосновения паутины – и один ледяной удар в лицо. А потом...
Потом был океан. Хозяин успел увидеть темно-зеленые волны и даже успел взмахнуть руками, словно это могло спасти от падения в воду.
И – удар. Не всплеск воды, а удар о стекло – холодное и скользкое. Гребень застывшей волны ударил в лицо, раздирая кожу. Хозяин покатился вниз, с гребня, к подножию вала. Остановился в ложбине между волнами. Сел, смахнув кровь с глаз.
– Больно? – бронзовое лицо, покрытое полосами и зигзагами, выражало сочувствие.
Насколько могло, естественно.
– Дурак ты, Громовержец, и шутки твои – дурацкие, – Хозяин подождал, пока прекратит капать кровь.
Раны затянулись – пятна на одежде остались.
– Вот, всю одежду испортил, – сказал Хозяин и поднялся на ноги, опершись на волну. – Силу девать некуда?
Насколько мог видеть Хозяин, океан замер. Волны застыли, словно застигнутые внезапным морозом. Но само стекло, в которое превратилась поверхность океана, холодным не было. Во всяком случае – не ледяной холод. Ленивый холод стекла.
Волны были неподвижны. Брызги, застигнутые в полете, превратились в стеклянные бусинки, лежащие в темно-зеленых складках.
– Извини, – без всякого раскаяния в голосе сказал Громовержец. – Забыл тебя предупредить. Очень торопился. Знаешь, выполнение условий Договора отнимает много сил и времени. Нам ведь нужно, как ты понимаешь, следить за океаном, отслеживать, чтобы никто из людей... кроме тех, кто имеет Разрешение, не смог проникнуть в Западный мир. Мир дикарей и богов, имевших глупость согласиться на условия Договора.
Громовержец махнул рукой, и волны вокруг него взорвались стеклянной пылью, больно хлестнув Хозяина по лицу. Из рассеченной брови потекла кровь.
– Больно? – спросил Громовержец и сам себе ответил: – Больно.
Идеальный ровный круг среди хаоса мертвых волн. Хозяин провел рукой по лицу и стряхнул кровь на искрящуюся пыль под ногами. Здесь, над океаном, солнце еще не село.
– Красиво, – сказал Хозяин. – Ты мне только это хотел показать? Спасибо.
– Не за что, – развел руками Громовержец. – Я хотел поговорить с тобой без свидетелей. И без той вони, которой ты себя окружил. Ты когда мылся последний раз? У проклятых язычников был такой глупый обычай – смывать с себя грязь. Так, чтобы не воняло. А вы, просвещенные христиане...
– Это не ко мне, – сказал Хозяин. – Я не крещен.
– Что? – изумился Громовержец. – Не крещен? Защитник и опекун этих самых христиан...
– Я не защитник, – спокойно возразил Хозяин. – И Ловчий...
– Его теперь зовут Ловчий! – восхитился Громовержец.
– И ты это прекрасно знаешь. И так же прекрасно ты знаешь, что актер из тебя – никудышний. И что твое гримасничанье означает только одно – ты хочешь мне что-то сообщить. Нечто неприятное.
Гулкие удары пронеслись по кругу, свернулись в тугую спираль и взлетели к небу. Хозяин не сразу понял, что Громовержец аплодирует.
– Отлично сказано. Гениально, – Громовержец перестал хлопать в ладони. – Ты, как всегда, все верно увидел и понял. В этом с тобой может соревноваться только Ловчий. Вы – парочка блюстителей Договора, умные, честные, неподкупные...
– Что-то случилось? – спросил тихо Хозяин.
– Случилось? Случилось... – Громовержец сел, поджав под себя ноги. – Посмотри на меня... Посмотри. Ты помнишь, каким я был раньше? Я был богом. Богом. Одним из богов... Мне не приходилось каждый день и каждое мгновение думать о Силе, не приходилось выпрашивать и выменивать ее крупицы...
– Это делали за тебя твои ипостаси. Аватары. Конечно, легче собирать...
– Да не в этом дело, – устало махнул рукой Громовержец. – Вовсе не в этом дело. Каждый день я прихожу к людям. Каждый день я должен следить, чтобы мне приносились жертвы и чтобы никто вдруг не додумался до Кровавой жертвы. А эти людишки поклоняются мне как богу плодородия, одновременно приносят жертвы своим предкам и деревянным истуканам. И камням... А я – не истукан. И не их предок. И у меня поперек горла становится это их жертвоприношение. Мне и Псу-защитнику. Я не пес! Я – бог. И я...
Громовержец вскочил на ноги.
– Эти земли – они не подходят для богов. Это земли, в которых далее боги могут умереть. Это земли сумасшедших богов. Не Безумных, пораженных Кровавой жертвой, а сумасшедших. Это тюрьма. Тюрьма. И мы в ней заперты уже почти тысячу лет. Тысячу бесконечных лет мы носимся от стойбища к деревне, от деревни к городу и обратно. Успеть заработать немного Силы. Там чуть-чуть, там чуть-чуть. Но зачем она нам? Волны превращать в стекло? Возводить гигантские статуи на островах? Расчерчивать горные долины? – Громовержец засмеялся, и в смехе его Хозяину вдруг почудилось безумие.
Громовержец присел на корточки, провел руками по щекам, смазывая узоры, превращая лицо в маску, покрытую потеками красок.