– Я говорила тебе, – сказала Эмма. И затем она поняла, что он на самом деле не смотрел на свое отражение – или, более точно, на волосы – вообще.
– Чейз?
– Приведи Эрика.
Она посмотрела вместо этого на свое отражение. Оно отражало его; его глаза были немного шире, а выражение его лица было застывшим.
Его волосы выглядели массой опаленных концов, а его обычно бледная кожа была красной, что, обычно, требует длительного воздействия солнца.
– Чейз?
– Приведи Эрика, Эмма.
Она поколебалась, стоя в дверном проеме и наконец, сказала.
– Только с тобой.
– Эмма, я не шучу. Приведи Эрика.
–- Я не смеюсь, если ты заметил. Я не пойду за Эриком без тебя. – Она не могла позже сказать, почему она не сдвинулась с места. Чейз явно показал, что не сильно напуган и сможет справиться сам. Она заставила лицо расслабиться в улыбке и добавила. – Эми убьет меня.
Выражение его лица изменилось от разочарования до, что удивительно, покорности. С другой стороны, когда он отворачивался от зеркала, он сильно выругался.
Чейз и Эрик поднимались по лестнице, а Эмма следовала за ними, будто была чем-то неважным. Они не говорили вообще. Чейз не сказал Эрику, что он видел, а так как Эмма не видела ничего, она не могла заполнить это молчание. Но тревожило больше всего то, что Эрик ничего не спрашивал. Он просто встал с пола кухни – где Скип все еще был без сознания – и вышел.
Но он замер, как только дотронулся до двери ванной.
– Эрик? – мягко спросила Эмма. Эрик обернулся, и то, что она увидела на его лице, заставило ее отступить назад. Он сдержался, но она видела, что это стоило ему усилий, и она начала нервничать.
Он говорил раньше о необходимости убить ее, но это были только слова для Эммы. Впервые, с тех пор как он это сказал, это стало серьезным. Он увидел по ее лицу, что она все осознала, его губы сжались, когда он взялся за ручку двери и отвернулся.
Не глядя на нее, он сказал.
– Это слишком много, надеяться, что ты вернешься вниз и останешься со своими друзьями?
Он почти угадал, но она не сказала этого.
– Но останься в дверях, Эм. Стань ногами на ковер и держись руками за стены, если у тебя есть возможность схватиться за что-нибудь. Что бы ты ни делала – или ни видела – оставайся снаружи.
Она кивнула. Она спросила бы его почему, но в экстремальных ситуациях, почему было первое слово, которое хотелось произнести, а в Эрике все говорило, что сейчас ситуация именно экстремальная.
– Стой – как же Чейз?
Напряжение покинуло его плечи, и он покачал головой.
– Чейз, – мягко сказал он, – может сам о себе позаботиться. – Сколько ты его знаешь? Минуты?
– Люди, которых я никогда не встречала, умирают все время.
– И ты волнуешься за них?
– Они не стоят передо мной. И я ничем не могу помочь им.
– Поверь, ты ничем не можешь помочь Чейзу. Или мне. – Эрик покачал головой. – Я сдаюсь, – сказал он, никому конкретно.
– Ты всегда говоришь это.
– Я всегда оптимистичен по своей природе. Заткнись, Чейз. – Глубоко вздохнув, он вошел в ванную. Чейз стоял по одну сторону зеркала, скрестив руки на груди. Отсутствие куртки не уменьшало его фигуры, что много говорило о его строении и совсем немного о куртке.
Эрик подошел к столешнице, изучил зеркало и замер.
Эмма – ноги на ковре, руки прижаты к стене – тоже замерла. Она видела отражение Эрика в зеркале; она могла видеть черту через его щеку, темная полоса запекшейся крови, но это было хорошо видно и во флуоресцентном освещении на кухне.
То, что она не видела до этого момента не было отражением, имеющим физический аналог: бледные, почти прозрачные профили мужчины средних лет и молодой девушки. Они стояли по обе стороны от Эрика с руками, поднятыми над головой, и стеклообразным взглядом открытых глаз людей, которые больше не в мире, что продолжается вокруг них.
– Чейз? – произнес Эрик одновременно мягко и резко.
– Двое. Если есть третий, то я не могу ощутить его.
– Ты касался зеркала?
– Я похож на идиота?
– Обычно. Готов?
Чейз кивнул, еще сильнее прижав руки к груди.
Эрик протянул ладонь и положил ее на гладкую поверхность зеркала.
Зеркало – и отражение Эрика – слегка колебались. Эмма чувствовала это; это было, как будто легким колебанием зеркало нарушило не только свою собственную поверхность, но и поверхности любой твердой вещи в комнате. Чейз скривился в то же время, что и она вздрогнула; даже Эрик сжал челюсти.