— Насчет Мячикова что-нибудь есть?
— Ну этого придурка я лично как облупленного знаю, — Кулешов усмехнулся, — при мне он тут куролесил, публично при женском поле, так сказать, обнажался.
— Чокнутый он? — спросил Колосов.
— Да вроде нет. Чтобы там заговаривался или слюни пускал, как олигофрен, — этого нет, но с чудиной.
— Так где же он? Нашли его?
— Ищем. Дома его нет, на станции — он там часто ошивается — тоже. Да не беспокойся ты, найдем, никуда он от нас не денется. Только, если честно, в то, что он отца Дмитрия убил, я не верю.
— Почему?
— Потому что слизняк он, этот Мячиков. Дохляк, и на уме у него совсем другое. Бегает небось где-нибудь как кобель, девок подкарауливает. Найду я его, из-под земли достану, только… Ладно, а с результатами вскрытия что?
Колосов достал предварительный отчет судмедэксперта, присланный по факсу.
— Ничего нового, те же выводы, что и раньше, — ответил он, — дактилоскопическая экспертиза тоже Ничего интересного нам не дает на этот раз. На портфеле, на обложках книг отпечатки пальцев самого потерпевшего. Убийца портфель не трогал. В близкий контакте жертвой не входил: борьбы, сопротивления не было. Вряд ли старик даже сумел увидеть нападавшего — удар нанесен по голове сзади. Насчет молодняка в Лесном выяснили?
— Фамилии установили. В Лесном двое подходят под описание Волкова: некий Алексей Изумрудов двадцати лет и Валентин Журавлев — этому девятнадцать. Остальные все старше по возрасту. Изумрудов работает в Лесном с мая месяца.
— Кем? — спросил Никита.
— Выясняем. Вроде, как все — что-то там реставрирует.
— Вроде. Надо точно. А Журавлев?
— У этого мать Долорес Дмитриевна Журавлева в Лесном научным консультантом работает, ее Салтыков нанял. А парень при ней. Но чтобы они часто церковь посещали, с отцом Дмитрием знакомы были близко — свидетельств этому нет. Надо допросить пацанов, выяснить, кто из них и зачем в тот день настоятелю приходил, как Волков показывает.
— Я все хотел спросить — этот Волков Михаил Платонович, он доктор по каким хворобам, он в райцентре у вас в больнице работал?
Кулешов покосился на Колосова.
— А он сам разве тебе не сказал? Стройно. Да нет, Никита, он не в райцентре работал. А здесь, в Лесном. Он психиатр. Сейчас в Институте Сербского вроде консультирует. В последние-то годы, как больницу здесь закрыли, ему туго пришлось — он ведь там должность главврача исполнял.
— Да? А он постоянно тут живет?
— На даче-то? Это у него еще от отца дача осталась. Отец у него тоже психиатр был знаменитый, профессор. В этом году Волков как весной в мае месяце приехал, и не уезжает. В прошлые годы летом тут жил, а так в Москве.
— Он не женат, что ли?
— Разведен. Вроде потому сейчас и живет на даче, жена в Москве квартиру оккупировала.
— Опять вроде. Самое любимое слово у тебя, как я погляжу. — Колосов покачал головой. Однако наезжать Кулешова было особо не за что. С Волковым он сам допустил оплошность, не выяснив в разговоре все досконально.
— Что он в день убийства делал, установили?
— Нет. Трудно установить. Дача его на отшибе. Соседей нет, сам он сюда, в поселок, не часто заглядывает. Ездит на машине — белая «Волга» у него, продукты Москвы привозит. Сам он говорит, что в тот день видел отца Дмитрия с кем-то из Лесного, когда мимо церкви проезжал. Но где он находился и что делал вечером с четырех до семи часов, проверить пока не представляв возможным. Одно могу сказать: никаких вразумительных мотивов для убийства священника лично у Волкова я не усматриваю. Знакомы они были сто лет, по-соседски общались. Ну зачем, скажите, врачу-психиатру, интеллигентному человеку раскраивать череп старику-священнику?
Колосов не ответил. В принципе, пока все это пока лишь пустое сотрясение воздуха — все эти риторические вопросы, предположения, догадки.
День пролетел в мгновение ока. Катя всегда поражалась скоротечности времени в некоторые моменты жизни. Казалось, вот только что они приехали в Лесное. Был пасмурный осенний полдень. И вот уже снова тьма за окном, и они с Мещерским едут назад в Москву. Впереди огни, а на часах уже без малого полночь. Все уже позади, в прошлом, а калейдоскоп впечатлений, словно кино, продолжает крутиться перед вашим взором. Что вспомнить, что выделить в этом сумбурном мелькании, в этом хороводе, где все лица — новые, а голоса — чужие? Что же вспоминается ярче всего?
Вот они с Романом Валерьяновичем Салтыковым, Натальей Павловной и Долорес Дмитриевной торжественной процессией шествуют по перку. Салтыков, как царь Петр на верфи, широко шагает, дышит полной грудью, сверкая глазами, восторженно повествует о том" как здесь будет прекрасно через каких-нибудь год-два. A они как свита за ним гуськом по лужам, по рытвинам, по ямам, по ухабам. Катя едва не сломала каблук-шпильку в одной такой рытвине, подумав, что в это дворянское гнездо уместнее было бы, наверное, одеться как на субботник.