Через три часа с момента отъезда из Дворца Брюля князь посол вновь очутился дома, застав лорда Стоуна, листавшего с княгиней Натальей природоведческий атлас и пояснявшего ей, почему в Польше невозможно получить сладкий виноград. Князь извинился перед ними за то, что по причине отсутствия времени не сможет пребывать с ними, и отправился к себе, с сожалением размышляя о том, что если бы все мужчины были похожи на этого английского обожателя деревьев, род людской пропал бы в течение века. Неполные три часа, проведенные в Замке, лишили его психических сил, и Репнин мечтал только лишь о том, чтобы отдохнуть.
Мечтания лорда Стоуна в этот миг были идентичными, только его усталость носила совершенно иной характер – она имела совершенно физический характер.
В посольстве он появился три часа назад, сразу же после отъезда поезда Репнина, потому застал его практически опустевшим, все важные типы уехали в Замок. Наталья безошибочно выбрала время и место этой встречи, что предвидел лишь один человек, король нищих. Когда Кишш предложил облегчить Вильчиньскому и супруге посла более незаметные "rendez-vous", поскольку как дом англичанина, так и Дворец Брюля для этого не слишком подходили, Рыбак заявил:
- Только не это, никаких ускорений и посредничеств, потому что все порвется, и тогда мы утратим какой-либо шанс! "Алекс" взбесился бы, если бы мы вмешались, предложив какой-нибудь укромный уголок. Пускай она сама об этом думает.
- Вы считаете, она справится? – спросил Имре.
- Спокойно, капитан, после той истории с яблоком они всегда справляются.
И он вновь не ошибся, в тот день во всей Варшаве не было более безопасного дома, чем российское посольство.
Проведенный в апартаменты княгини, Вильчиньский поприветствовал хозяйку, и ему просто не хватило слов, он просто ожидал, что скажет она. А Наталья приказала ему остаться в малом салоне и пройти к ней в будуар через пять минут. И он пунктуально прошел в полумрак, обеспеченный затянутыми шторами. Увидал ее на козетке, подошел. Наталья лежала в совершенно прозрачном, расстегнутом на груди пеньюаре, закрыв глаза, принимая полную ожидания позу женщин, характерную для подобного момента, когда они знают, что уже не время стыдиться, и теперь они позволяют охватить себя похоти, которой желают дать выход.
Таким образом князь Николай Васильевич Репнин окончательно потерял жену, что вовсе не доставило бы ему боли, если бы он об этом знал. У него более серьезные хлопоты: сейм 1766 года он проиграл. Правда, на нем же он укрепил liberum veto, зато понес поражение в самом важном деле, по вопросу иноверцев, поскольку сейм отбросил практически единодушным постановлением требования царицы. И в приказанной ему из Петербурга любви у него все идет так же паршиво: вопреки всеобщему мнению, он не любовник Изабеллы Чарторыйской, которая встречается с ним под нажимом семейства и чего-то болтает, но вот коснуться себя не разрешает , так как любит короля. А он, великий посол величайшей империи, обязан играть эту жалкую комедию, и хотя знает, что строит из себя дурака только в собственных глазах, это просто невыносимо, ибо, помимо глаз царицы Екатерины, его собственные глаза ему важнее всего на свете.
Счастливого соперника князя, не обладающего признаками его звания, зато являющегося монархом, бывшего мелкого шляхтича Понятовского, ради которого княгиня Изабелла хранит свою честь – это заботит мало; он и сам засмотрелся в те громадные глаза с берегов Невы. У него по несколько женщин за раз, он играет "мужа всех жен", но любит только лишь Ту. И не потому, что она сделала его королем. Он любит юную принцессу, несчастную жену неуклюжего наследника трона, которую утешал в белые ночи, когда Петр спивался со своими гренадерами, и которая теперь владеет империей, глядя на него с вершины ледовой горы словно на маленького эскимоса из ледяного иглу. В мемуарах Станислава Августа одно не оставляет сомнений: что до конца жизни, в течение сорока лет с момента, когда они впервые увиделись в Петербурге, величайшей его любовью была царица Всероссийская, Екатерина. В течение сорока лет любить женщину исключительно в воспоминаниях! Удивительны все-таки капризы людских сердец.
Удивительно и родство таких капризов, за которым я прослеживаю с верхней площадки Башни Птиц. Я заметил, что, как минимум, трое из наших героев живут той же самой разновидностью любви, хотя каждое из их воспоминаний принадлежит отдельному виду.. Вторым в этом списке является королевский паж, Игнаций Туркулл, у которого гадкий монарх соблазнил и увел добрую кружевницу. Тоже мне – трагедия, скажет кто-нибудь, как будто бы каждый день тысяча хороших женщин не становилась тысячью плохих женщин по причине самцов-воров. Это правда, тысяча не значит ничего, но одна означает испорченную жизнь пажа, который никому ничего плохого не сделал, зато теперь тяжко платит за чужие грехи.